Архив - А.Я. Гуревич. Ордалия

Ордалия — «божий суд»

В варварских королевствах, созданных на территории завоеванной германцами империи, свободные люди пыткам не подвергались, и личное достоинство германца было несовместимо с применением подобных мер. Лицо свободного происхождения очищалось от обвинения при содействии соприсяжников из числа сородичей и друзей, которые свидетельствовали о его невиновности и добропорядочности. Телесные наказания были уделом несвободных.

Тем не менее такая специфическая разновидность пытки, как ордалия («божий суд»), получила распространение в правовой практике. Ордалия не была средством насильственного исторжения признания вины, в ней пытка играла иную роль. Божий суд представлял собой средство установления юридической истины путем обращения к воле Творца. Тяжущиеся лица добровольно соглашались подвергнуться испытанию, сопряженному с пыткой, для того чтобы обнаружить, на чьей стороне правда. В основе ордалии лежало убеждение в том, что Бог постоянно вмешивается в людские дела и поэтому его можно побудить к участию в судебной тяжбе. Ритуальный характер ордалии как нельзя лучше соответствовал культурным представлениям и верованиям того периода. Ордалия не предполагала признания подозреваемого, и об истине судили на основании следов оставленных судебным испытанием.

Участники божьего суда проходили испытание раскаленным железом, которое они держали в руках или ходили по нему босиком (обычно по плужным лемехам), либо кипящей водой, в которую опускали руку. Обожженную руку или ноги забинтовывали, а на третий день повязку снимали и по состоянию полученных ран судили о виновности или невиновности участников ордалии.

Составными частями этой процедуры были благословение огня и железа, месса, молитвы, принятие тела Христова, т.е. евхаристии. В народе божий суд считался наиболее надежным методом доказательства правоты; в ордалии вера в постоянное вмешательство Бога в человеческие дела переплеталась с магическими представлениями. К божьему суду прибегали и в делах, связанных с религией. Любопытно, как Григорий Турский изображает богословский спор между ортодоксальными верующими и арианами. В своей «Истории» он повествует о диспуте между франкскими священниками и вестготскими еретиками: они не сумели переубедить друг друга, и словопрение закончилось ничем. Между тем в сочинении агиографического характера Григорий представляет этот же эпизод в виде божьего суда: в котелок с кипящей водой бросили кольцо, и католический священник извлек его оттуда, не повредив руки; когда же кольцо стал вылавливать арианин, он получил тяжелые ожоги. «История» была написана для образованных, тогда как житийная литература адресовалась ко всем, включая неграмотное простонародье, которому требовались наглядные доказательства правоты церкви.

Процедура ордалии оставляла подвергавшееся ей лицо пассивным, и истина должна была раскрыться помимо каких-либо его усилий. В этом отношении от испытаний огнем, водой и железом отличались судебные поединки, унаследованные средневековьем от германской древности. Но исход поединка, по тогдашним убеждениям, опять-таки определялся божественным вмешательством. Применялось также «испытание крестом»: тяжущиеся становились перед большим распятием с распростертыми руками, имитируя его форму, и тот, кто первым опускал руки, считался проигравшим.

Посредством ордалии можно было установить справедливость утверждений лишь того лица, которое ей подвергалось. Как сообщает «Сага о Сверрире», Эйрик, заявлявший, что он — брат Сверрира, этого норвежского узурпатора, согласился подвергнуться испытанию раскаленным железом для доказательства того, что он — сын конунга, однако настаивал на том, что таким способом докажет лишь собственные права, но не права Сверрира.

Ордалия могла происходить без применения физической пытки и служить для демонстрации божественной истины. Ей могли подвергнуться не одни только люди. Так, существует легенда (XI в.), согласно которой в костер были брошены сочинения св. Доминика и сочинения еретика; первые трижды вылетали из огня невредимыми, вторые сгорели.

Божий суд повсеместно применялся с начала средневековья, хотя всегда встречал ученую оппозицию. Один из наиболее авторитетных его критиков, Агобард Лионский, написал сочинение «Против божьего суда» почти одновременно с опубликованием Карлом Великим предписания «без каких-либо сомнений верить в силу и справедливость ордалий» (Ахенский капитулярий, 809 г.). Агобард высмеивает глупость тех, кто называет подобные процедуры «божьим судом», как если бы Господь, заповедовавший всеобщую, любовь, стал служить человеческим выдумкам и вражде и решать, кому принадлежит тот или иной участок земли, лошадь или свинья, из-за которых разгорелась тяжба. Напротив, Хинкмар Реймсский, другой видный деятель каролингского времени, решительно отметал все возражения против применения божьего суда. Бурхард Вормсский (нач. XI в.) в свою очередь исходил из мысли о правомерности подобных испытаний. Вполне в духе эпохи и противники, и сторонники божьего суда в своей аргументации опирались на авторитет Библии. Возобладала общепринятая практика, и она была подтверждена церковными соборами (847, 895, 1023 гг.).

Во Франции и Германии на протяжении столетий ордалия оставалась признанной составной частью судопроизводства. Между тем папы в течение IX—XIII вв. постоянно возражали против судебных поединков и запрещали их. Постановлением IV Латеранского собора (1215 г.) духовенству было запрещено участвовать в проведении ордалий. С критикой божьего суда — греховного нарушения заповеди «не испытывать Бога» — выступали и известный парижский ученый второй половины XII в. Петр Кантор, и поэт Готфрид Страсбургский, и Фома Аквинский, и, что более существенно с практической точки зрения, император Фридрих II Штауфен, запретивший ордалии своими «Мельфийскими конституциями» 1231 г. Но одновременно «Саксонское зерцало», а вслед за ним (в 70-х гг. XIII в.) и «Швабское зерцало» одобрили эти процедуры в качестве законных средств судебного доказательства, и божий суд просуществовал в Германии вплоть до XV столетия. Вопреки оппозиции ученых людей и просвещенных законодателей народ и значительная масса духовенства продолжали твердо верить, что Бог постоянно вмешивается в повседневную жизнь и, в частности, в судопроизводство. Эта вера в безошибочность божьих приговоров намного полнее отвечала их общему мировосприятию, нежели суждения критиков. Сцены божьего суда изображены в рыцарских романах и хрониках в качестве неотъемлемых сторон общественной жизни.

_____________________________________________________

Словарь средневековой культуры. М., 2003, с. 400-402