оригинал статьи http://www.muar.ru/exibitions/2003/exibit300903.htm
ПЛОТ МЕДУЗЫ
Лионель Гибу и Мишель Турнье
Графика, живопись, тексты
Совместно с Посольством Франции в России и
Французским культурным центром в Москве

Флигель-Руина
30 сентября — 30 октября 2003 г.

Картины, рисунки, литографии: Лионель Гибу
Тексты: Мишель Турнье

Проект посвящен крушению фрегата «Медуза», произошедшему в 1816 году.

Великий живописец Теодор Жерико под впечатлением страшной катастрофы создал свое знаменитое полотно «Плот Медузы», где по-своему передал атмосферу бедствия. Почти два века спустя его соотечественник, известный современный художник Лионель Гибу предлагает свое, развернутое прочтение мифологизированного события, используя как живопись (более десяти полотен), так и графику (44 рисунка и 40 литографий). В этом масштабном замысле его «сообщником» выступает один из крупнейших и самых читаемых писателей Франции, Мишель Турнье. Сочиненный им для этого проекта текст опирается на уникальное свидетельство одного из тринадцати уцелевших пассажиров «Медузы» хирурга Жан-Батиста Савиньи.

Оба создателя проекта — Лионель Гибу и Мишель Турнье — приезжают в Москву на вернисаж выставки, который состоится 30 сентября, и будут рады встретиться с представителями прессы и профессионалами.

Мишель Турнье (родился в 1924 году) — известнейший французский писатель, член Академии Гонкуров. На протяжении последних тридцати лет он остается во Франции самым читаемым современным автором. За традиционной реалистической формой его романов и новелл обычно скрывается второй, символический план, и повествование о, казалось бы, повседневной жизни в ту или иную эпоху оборачивается притчей о человеке в сегодняшнем мире, о сущности его природы и его веры, приобретая тем самым истинно философский смысл. Среди его произведений, большинство которых переведены на русский язык и хорошо известны российскому читателю, романы Пятница или Тихоокеанский лимб (Большая премия Французской академии), Лесной царь (Гонкуровская премия), Каспар, Мельхиор и Бальтазар, сборники новелл и сказок, а также несколько повестей для детей и юношества, в том числе Пятница или дикая жизнь.

Мишель Турнье М Е Д У З А

История ужасных злоключений Медузы, французского корабля, потерпевшего крушение на отмели Арген в сорока лье от африканских берегов 2 июля 1816 года, до нас доходит лишь как бы пропущенной через многослойное сито, видоизменяющее и обогащающее ее.

Прежде всего, это, конечно, время, разделяющее нас, а, кроме того — исторический контекст — недавно восторжествовавшая Реставрация, означавшая скачок на четверть века назад, до Революции и Империи. Следовало бы пережить в 1944 году освобождение страны и сопутствовавшие ему моральные и политические потрясения, чтобы получить некое представление об этом. Тот факт, что командиром корабля был Дюруа де Шомарейкс (бывший эмигрант без всякого опыта кораблевождения) — сыграл решающую роль как в возникновении причин трагедии, так и в характере ее последующей оценки.

Как удивительно и как чудесно, если вдуматься, что некая картина, чей автор, Теодор Жерико, был осужден на забвение и бесславие обстоятельствами политической жизни и ранней смерти, вдруг становится знаменитой настолько, что делается посредником между подлинным событием и нами. Что оставалось бы в нашем сознании от крушения Медузы, если бы не Жерико? Здесь мы вступаем в область мифологии, где образ торжествует над реальностью. Болезненное обаяние картины кроется в неразрывном и наглядном смешении мертвых и живых, светлой надежды и глубокого отчаяния. Образ плота глубоко укореняется в сфере нашей фантазии. Нам становится ощутимо не по себе, когда мы видим на картине Жерико наполняемый ветром парус, который должен увлекать за собой плот — так наша иллюзорная логика отказывается воспринимать смешение образов плота и корабля. Нет, плот — это не корабль, он не потерпит паруса или машины. Что, кстати, изначально ощутили люди из экипажа Медузы, намеревавшиеся буксировать плот гребными шлюпками. Им сразу стало ясно: плот — тело инертное и непомерно тяжкое, и никакое усилие гребца не сдвинет его с места. Так что поневоле им пришлось отдать концы и бросить плот на произвол судьбы.

Эта приговоренность плота к неподвижности была блестяще проиллюстрирована недавно в амазонских лесах с помощью «воздушного плота». Посредством вертолетов на верхушки деревьев тропического леса была спущена обширная сеть, на которой на некоторое время обосновалась группа исследователей. Там под открытым небом, в тридцати метрах от земли, они смогли исследовать птиц, насекомых и растительность «верхнего этажа» дождевого леса — основного прибежища жизни тропиков. Ничто не воплощает лучше этого «плота» идею неподвижности в переменчивой и нестойкой среде.

Здесь, несомненно, следует упомянуть одну из самых странных и «говорящих» составляющих сей удивительной истории — носимое кораблем название «Медуза». В силу каких таинственных причин, в каком бреду вдруг навязали кораблю имя Медузы? Ведь медуза — это же не рыба, а студенистый зонтик, болтающийся в толще вод. Поль Валери лирически воспел эти «создания сущности несравненной, прозрачные, чувствительные, стеклянистой и безумно неустойчивой плоти, купола парящего шелка, хрустальные короны, длинные ожившие ленты, содрогающиеся быстрыми волнами, сминаемыми и расправляемыми сборками и бахромой». И обязательно мы вспомним здесь щетинящуюся змеями голову одной из трех Горгон — Медузы, что превращала в камень тех, кто на нее смотрел. Действительно, называть корабль Медузой — не означало ли это обрекать его сознательно неведомой и печальной судьбе?

Правда, в смертельном дрейфе 117-ти потерпевших крушение на зловещем плоту был один эпизод, милосердный и чудесный, исполненный поэзии просто воздушной. Вечером четвертого дня, около 4 часов, говорит Савиньи, стая летучих рыб обрушилась на плот. Больше 300 из них было поймано потерпевшими крушение, доставив им неожиданное и спасительное пропитание. Тут, разумеется, приходит мысль о манне, что Иегова просыпал дождем в пустыне над евреями благодаря Моисею, а вернее даже о чудесном улове, что дал Иисус обитателям берегов Тивериады.

И это — не единственный религиозный мотив в этой истории. Удивительно, но потерпевшие крушение испытывали нужду во всем, кроме вина, поскольку бочку его удалось погрузить на плот, из-за чего нередко опьянение постигало их одновременно с голодом и упадком сил. И вновь библейские эпизоды приходят нам на ум, поскольку в наших религиозных представлениях вино течет рекой — от опьянения Ноя до свадьбы в Кане Галилейской.

Так с помощью вина мы добрались до кульминации трагедии Медузы, которую не можем обойти вниманием — я говорю о сценах людоедства, которые разыгрывались там, и всей своей чудовищностью обеспечили выживание 15 спасшихся, подобранных бригом Аргус.

Антропофагия является предметом множества исследований о жизни тех племен, где она практикуется. Отвращение, ею вызываемое, должно быть сильно умерено присущим ей культовым содержанием, отмеченным во всех наблюдаемых случаях. Ведь речь ни в коем случае не идет о потреблении человеческой плоти таким же образом, как растительной и животной пищи. Покойник, чье тело делят между собой члены одного племени, всегда является чужаком, и поедание его плоти имеет целью обретение тех достоинств, которые ему присущи и весьма ценны. Каннибализм, следовательно, есть действие скорее духовное, чем материальное, и чаще всего поедание человеческой плоти носит характер символического церемониала.

Здесь нам опять же следует обратиться к собственному духовному миру. Для нас, иудео-христиан, эвхаристия есть непростое для восприятия таинство. Его провозглашение Иисусом привело к возмущению и дезертирству среди учеников. Несомненно, именно в синагоге Капернаума Иисус высказался об этом наиболее энергично:
«Я — хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира». Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день…». Многие из учеников Его, слыша то, говорили: «Какие странные слова! Кто может это слушать?». С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним" (Евангелие от Иоанна, гл. 6, 51—60).

Конечно, каннибализм и эвхаристия бесконечно удалены друг от друга. Но все это — этапы одного, единого, устремленного вверх пути. Несколько лет назад в вершинах Анд разбился самолет, и у выживших там не оказалось иного пропитания, кроме трупов погибших пассажиров. Огласка этой истории в прессе была немалой. Я обратился с этими вопросами к ортодоксальному теологу Оливье Клеману. В чем же различие между эвхаристией и людоедством? Мне навсегда запомнился его ответ: «В том, — мне сказал он, — что каннибал ест мясо мертвое, причащающийся же христианин приобщается к истине живой».

Лионель Гибу родился в 1959 году. Окончил Высшую школу изобразительных искусств в Париже, и в том же 1983 году состоялась его первая персональная выставка живописи и рисунка. Впоследствии персональные тематические выставки художника, включающие графику и живопись, скульптуры и инсталляции, регулярно проводились в галереях Парижа и Берлина. Он — участник художественных салонов и групповых экспозиций, проводимых во Франции и за рубежом — в Греции, Италии, Бельгии, Германии, Израиле… Его работы хранятся в Парижском национальном фонде современного искусства и в Музее искусства и истории Медона.

Лионель Гибу ПЛОТ В НИКУДА

Поскольку наша повседневность не скупится на всяческие примеры, повествующие о мерзости человеческой, я полагаю, что роль художника не состоит в нагнетании тех ужасов, которые мы и так сталкиваемся. Напротив, ему следует стараться привносить в наш мир красоту и надежду, не оставаясь при этом, тем не менее, равнодушным к окружающим его событиям. Нет, эти события могут даже обездвижить творчество художника настолько, что его потребность творить добро сольется с некой формой непристойности в стремлении творить во что бы то ни стало.

Именно это и произошло со мной, когда я в самый разгар событий в Косово и Чечне, работая над темой леса, то есть вдали от исторических катаклизмов, познакомился с произведением Ж.-Б. Савиньи, рассказывающим о кораблекрушении «Медузы» в июле 1816-го. И я предпринял тогда нечто вроде символического изгнания дьявола — посредством человеческой трагедии, каковой и было это крушение.

У мучеников нет ни возраста, ни национальности, ни пола, они перемещаются из одного времени в другое, так что мне было легче изображать эту людскую трагедию благодаря дистанции, образовавшейся между событием и нами — ведь искаженное болью лицо выражения не меняет.

Убегая на тракторных прицепах из родных мест или стоя под прицелом калашниковых, под бомбами или в развалинах разрушенного города, в отсеках подводной лодки в Баренцевом море или на настиле проклятого плота — страх, отчаяние и гибель всего лишь повторяются, поэтому следует хранить их след.

Мне невозможно было себе вообразить места более подходящего, чем «Руина» московского архитектурного музея, для представления этого «соития» текста и изображения, которому мы предались с Мишелем Турнье на протяжении всех тридцати семи литографических планшетов «Плота Медузы».

В дополнение к презентации книги, и пользуясь особенностями этого места, где волнообразная неровность пола, обрывки стен и вспоротые потолки несут на себе все знаки кораблекрушения и сами по себе являются тем извечным плотом, с которого История нас иногда ссаживала, но на который и забрасывала слишком часто, я разместил бы на полу, на стенах и в пространстве инсталляцию, ввергающую входящего в атмосферу морскую и трагическую.

Эта декорация, составленная из дерева, веревок и гудрона, есть тот живописный субстрат, из которого в виде широких драпировок (250 х 180 см) и возникнет вся многоцветная иконография этого плота в никуда.

Возвращаясь к традиции великого жанра исторических полотен и пытаясь возможно лучше очертить его, я хотел бы наглядно показать, что живопись, как и мифология, не умерла. Напротив, она полна жизни, как и те немногие люди, что хранят ее, вновь возрождают и доносят до нас таким образом ее непреходящую и всеобъемлющую ценность.

 

адрес музея

119019 Москва, ул. Воздвиженка, д.5
Метро: «Библиотека им. Ленина», «Арбатская», «Александровский сад»
Справки по телефону: 291-21-09, 290-05-51