ПЛОТ МЕДУЗЫ
Лионель Гибу и Мишель Турнье
Графика, живопись, тексты
Совместно с Посольством Франции в России и
Французским культурным центром в Москве
Флигель-Руина
30 сентября — 30 октября 2003 г.
Картины, рисунки, литографии: Лионель Гибу
Тексты: Мишель Турнье
Проект посвящен крушению фрегата «Медуза»,
произошедшему в 1816 году.
Великий живописец Теодор Жерико под впечатлением
страшной катастрофы создал свое знаменитое полотно «Плот Медузы»,
где по-своему передал атмосферу бедствия. Почти
два века спустя его соотечественник, известный современный художник
Лионель Гибу предлагает свое, развернутое прочтение мифологизированного
события, используя как живопись (более десяти полотен), так
и графику (44 рисунка и 40 литографий). В этом масштабном замысле
его «сообщником» выступает один из крупнейших и самых читаемых
писателей Франции, Мишель Турнье. Сочиненный им для этого проекта
текст опирается на уникальное свидетельство одного из тринадцати
уцелевших пассажиров «Медузы» хирурга Жан-Батиста
Савиньи.
Оба создателя проекта — Лионель Гибу и Мишель
Турнье — приезжают в Москву на вернисаж выставки, который состоится
30 сентября, и будут рады встретиться с представителями прессы
и профессионалами.
Мишель Турнье (родился в 1924 году) — известнейший
французский писатель, член Академии Гонкуров. На протяжении
последних тридцати лет он остается во Франции самым читаемым
современным автором. За традиционной реалистической формой его
романов и новелл обычно скрывается второй, символический план,
и повествование о, казалось бы, повседневной жизни в ту или
иную эпоху оборачивается притчей о человеке в сегодняшнем мире,
о сущности его природы и его веры, приобретая тем самым истинно
философский смысл. Среди его произведений, большинство которых
переведены на русский язык и хорошо известны российскому читателю,
романы Пятница или Тихоокеанский лимб (Большая премия Французской
академии), Лесной царь (Гонкуровская премия), Каспар, Мельхиор
и Бальтазар, сборники новелл и сказок, а также несколько повестей
для детей и юношества, в том числе Пятница или дикая жизнь.
Мишель Турнье М Е Д У З А
История ужасных злоключений Медузы, французского
корабля, потерпевшего крушение на отмели Арген в сорока лье
от африканских берегов 2 июля 1816 года, до нас доходит лишь
как бы пропущенной через многослойное сито, видоизменяющее и
обогащающее ее.
Прежде всего, это, конечно, время, разделяющее
нас, а, кроме того — исторический контекст — недавно восторжествовавшая
Реставрация, означавшая скачок на четверть века назад, до Революции
и Империи. Следовало бы пережить в 1944 году освобождение страны
и сопутствовавшие ему моральные и политические потрясения, чтобы
получить некое представление об этом. Тот факт, что командиром
корабля был Дюруа де Шомарейкс (бывший эмигрант без всякого
опыта кораблевождения) — сыграл решающую роль как в возникновении
причин трагедии, так и в характере ее последующей оценки.
Как удивительно и как чудесно, если вдуматься,
что некая картина, чей автор, Теодор Жерико, был осужден на
забвение и бесславие обстоятельствами политической жизни и ранней
смерти, вдруг становится знаменитой настолько, что делается
посредником между подлинным событием и нами. Что оставалось
бы в нашем сознании от крушения Медузы, если бы не Жерико? Здесь
мы вступаем в область мифологии, где образ торжествует над реальностью.
Болезненное обаяние картины кроется в неразрывном и наглядном
смешении мертвых и живых, светлой надежды и глубокого отчаяния.
Образ плота глубоко укореняется в сфере нашей фантазии. Нам
становится ощутимо не по себе, когда мы видим на картине Жерико
наполняемый ветром парус, который должен увлекать за собой плот
— так наша иллюзорная логика отказывается воспринимать смешение
образов плота и корабля. Нет, плот — это не корабль, он не потерпит
паруса или машины. Что, кстати, изначально ощутили люди из экипажа
Медузы, намеревавшиеся буксировать плот гребными шлюпками. Им
сразу стало ясно: плот — тело инертное и непомерно тяжкое, и
никакое усилие гребца не сдвинет его с места. Так что поневоле
им пришлось отдать концы и бросить плот на произвол судьбы.
Эта приговоренность плота к неподвижности
была блестяще проиллюстрирована недавно в амазонских лесах с
помощью «воздушного плота». Посредством вертолетов на верхушки
деревьев тропического леса была спущена обширная сеть, на которой
на некоторое время обосновалась группа исследователей. Там под
открытым небом, в тридцати метрах от земли, они смогли исследовать
птиц, насекомых и растительность «верхнего этажа» дождевого
леса — основного прибежища жизни тропиков. Ничто не воплощает
лучше этого «плота» идею неподвижности в переменчивой и нестойкой
среде.
Здесь, несомненно, следует упомянуть одну
из самых странных и «говорящих» составляющих сей удивительной
истории — носимое кораблем название «Медуза». В силу каких таинственных
причин, в каком бреду вдруг навязали кораблю имя Медузы? Ведь
медуза — это же не рыба, а студенистый зонтик, болтающийся в
толще вод. Поль Валери лирически воспел эти «создания сущности
несравненной, прозрачные, чувствительные, стеклянистой и безумно
неустойчивой плоти, купола парящего шелка, хрустальные короны,
длинные ожившие ленты, содрогающиеся быстрыми волнами, сминаемыми
и расправляемыми сборками и бахромой». И обязательно мы вспомним
здесь щетинящуюся змеями голову одной из трех Горгон — Медузы,
что превращала в камень тех, кто на нее смотрел. Действительно,
называть корабль Медузой — не означало ли это обрекать его сознательно
неведомой и печальной судьбе?
Правда, в смертельном дрейфе 117-ти
потерпевших крушение на зловещем плоту был один эпизод, милосердный
и чудесный, исполненный поэзии просто воздушной. Вечером четвертого
дня, около 4 часов, говорит Савиньи, стая летучих рыб обрушилась
на плот. Больше 300 из них было поймано потерпевшими крушение,
доставив им неожиданное и спасительное пропитание. Тут, разумеется,
приходит мысль о манне, что Иегова просыпал дождем в пустыне
над евреями благодаря Моисею, а вернее даже о чудесном улове,
что дал Иисус обитателям берегов Тивериады.
И это — не единственный религиозный мотив
в этой истории. Удивительно, но потерпевшие крушение испытывали
нужду во всем, кроме вина, поскольку бочку его удалось погрузить
на плот, из-за чего нередко опьянение постигало
их одновременно с голодом и упадком сил. И вновь библейские
эпизоды приходят нам на ум, поскольку в наших религиозных представлениях
вино течет рекой — от опьянения Ноя до свадьбы в Кане Галилейской.
Так с помощью вина мы добрались до кульминации
трагедии Медузы, которую не можем обойти вниманием — я говорю
о сценах людоедства, которые разыгрывались там, и всей своей
чудовищностью обеспечили выживание 15 спасшихся, подобранных
бригом Аргус.
Антропофагия является предметом множества
исследований о жизни тех племен, где она практикуется. Отвращение,
ею вызываемое, должно быть сильно умерено присущим ей культовым
содержанием, отмеченным во всех наблюдаемых случаях. Ведь речь
ни в коем случае не идет о потреблении человеческой плоти таким
же образом, как растительной и животной пищи. Покойник, чье
тело делят между собой члены одного племени, всегда является
чужаком, и поедание его плоти имеет целью обретение тех достоинств,
которые ему присущи и весьма ценны. Каннибализм, следовательно,
есть действие скорее духовное, чем материальное, и чаще всего
поедание человеческой плоти носит характер символического церемониала.
Здесь нам опять же следует обратиться к собственному
духовному миру. Для нас, иудео-христиан, эвхаристия
есть непростое для восприятия таинство. Его провозглашение Иисусом
привело к возмущению и дезертирству среди учеников. Несомненно,
именно в синагоге Капернаума Иисус высказался об этом наиболее
энергично:
«Я — хлеб живый, сшедший с небес: ядущий хлеб сей будет жить
вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам
за жизнь мира». Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря:
как Он может дать нам есть Плоть Свою? Иисус же сказал им: «Истинно,
истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого
и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою
Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его
в последний день…». Многие из учеников Его, слыша то, говорили:
«Какие странные слова! Кто может это слушать?». С этого времени
многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним"
(Евангелие от Иоанна, гл. 6, 51—60).
Конечно, каннибализм и эвхаристия бесконечно
удалены друг от друга. Но все это — этапы одного, единого, устремленного
вверх пути. Несколько лет назад в вершинах Анд разбился самолет,
и у выживших там не оказалось иного пропитания, кроме трупов
погибших пассажиров. Огласка этой истории в прессе была немалой.
Я обратился с этими вопросами к ортодоксальному теологу Оливье
Клеману. В чем же различие между эвхаристией и людоедством?
Мне навсегда запомнился его ответ: «В том, — мне сказал он,
— что каннибал ест мясо мертвое, причащающийся же христианин
приобщается к истине живой».
Лионель Гибу родился в 1959 году. Окончил
Высшую школу изобразительных искусств в Париже, и в том же 1983
году состоялась его первая персональная выставка живописи и
рисунка. Впоследствии персональные тематические выставки художника,
включающие графику и живопись, скульптуры и инсталляции, регулярно
проводились в галереях Парижа и Берлина. Он — участник художественных
салонов и групповых экспозиций, проводимых во Франции и за рубежом
— в Греции, Италии, Бельгии, Германии, Израиле… Его работы хранятся
в Парижском национальном фонде современного искусства и в Музее
искусства и истории Медона.
Лионель Гибу ПЛОТ В НИКУДА
Поскольку наша повседневность не скупится
на всяческие примеры, повествующие о мерзости человеческой,
я полагаю, что роль художника не состоит в нагнетании тех ужасов,
которые мы и так сталкиваемся. Напротив, ему следует стараться
привносить в наш мир красоту и надежду, не оставаясь при этом,
тем не менее, равнодушным к окружающим его событиям. Нет, эти
события могут даже обездвижить творчество художника настолько,
что его потребность творить добро сольется с некой формой непристойности
в стремлении творить во что бы то ни стало.
Именно это и произошло со мной, когда я в
самый разгар событий в Косово и Чечне, работая над темой леса,
то есть вдали от исторических катаклизмов, познакомился с произведением
Ж.-Б. Савиньи, рассказывающим о кораблекрушении
«Медузы» в июле 1816-го. И я предпринял тогда нечто
вроде символического изгнания дьявола — посредством человеческой
трагедии, каковой и было это крушение.
У мучеников нет ни возраста, ни национальности,
ни пола, они перемещаются из одного времени в другое, так что
мне было легче изображать эту людскую трагедию благодаря дистанции,
образовавшейся между событием и нами — ведь искаженное болью
лицо выражения не меняет.
Убегая на тракторных прицепах из родных мест
или стоя под прицелом калашниковых, под бомбами или в развалинах
разрушенного города, в отсеках подводной лодки в Баренцевом
море или на настиле проклятого плота — страх, отчаяние и гибель
всего лишь повторяются, поэтому следует хранить их след.
Мне невозможно было себе вообразить места
более подходящего, чем «Руина» московского архитектурного музея,
для представления этого «соития» текста и изображения, которому
мы предались с Мишелем Турнье на протяжении всех тридцати семи
литографических планшетов «Плота Медузы».
В дополнение к презентации книги, и пользуясь
особенностями этого места, где волнообразная неровность пола,
обрывки стен и вспоротые потолки несут на себе все знаки кораблекрушения
и сами по себе являются тем извечным плотом, с которого История
нас иногда ссаживала, но на который и забрасывала слишком часто,
я разместил бы на полу, на стенах и в пространстве инсталляцию,
ввергающую входящего в атмосферу морскую и трагическую.
Эта декорация, составленная из дерева, веревок
и гудрона, есть тот живописный субстрат, из которого в виде
широких драпировок (250 х 180 см) и возникнет вся многоцветная
иконография этого плота в никуда.
Возвращаясь к традиции великого жанра исторических
полотен и пытаясь возможно лучше очертить его, я хотел бы наглядно
показать, что живопись, как и мифология, не умерла. Напротив,
она полна жизни, как и те немногие люди, что хранят ее, вновь
возрождают и доносят до нас таким образом ее непреходящую и
всеобъемлющую ценность.
адрес музея
119019 Москва, ул. Воздвиженка, д.5
Метро: «Библиотека им. Ленина», «Арбатская», «Александровский
сад»
Справки по телефону: 291-21-09, 290-05-51
|