У входа в староместскую ратушу, где я собиралась поближе посмотреть на деревянных истуканов, шествующих близи циферблата в тот момент, когда куранты отсчитывают целое число часов, да полюбоваться на Прагу сверху, меня остановил мужчина, державший плакат с рекламой Музея пыток, находящегося на этой же площади в доме напротив. Сунув небрежно протянутую мне листовку в карман, я продолжила путь. Вспомнила о ней тогда, когда, выйдя из ратуши и попав под проливной дождь, стала размышлять о том, где бы его переждать. Отправляться куда - то, даже в ближайший ресторан, в такую погоду было безумием. Вот я потопала наискосок через площадь.

За несколько минут, что шла, вспомнила о другом музее, где некогда видела кое - что подобного рода. Это было в ленинградском музее Религии и Атеизма. Там, кроме щекочущих нервы приспособлений для пыток, имелись весьма неплохо сработанные композиции, воспроизводящие целые сценки. Перед глазами встала фигура монаха-алхимика одетого в глухой черный капюшон и сидящего то ли келье, то ли пещере в окружении фолиантов, чучел зверей и птиц, колб и реторт. Этот музей находился в здании Казанского собора. Да, да, именно собора. И мало кто считал в то время сие кощунственным. Просто диву даешься, до какой смеси глупости и цинизма порой доходили наши партийные боссы.

В пражском музее все было намного проще. Никаких жанровых сцен, никаких накалов страстей. Лишь голые орудия пыток в количестве 60 штук. Это копии реально существующих или сохранившихся в исторических изображениях орудий пыток, которые использовались в практике гражданских и религиозных судов с 1100 года. Представлен весь спектр орудий наказания, применявшихся в средневековой Европе. Экспонаты снабжены историческими комментариями, в которых говорится об их возникновении и применении, а так же иллюстрациями в виде старинных гравюр, на которых показаны сии предметы в действии.

Все приспособления для экзекуции, аккуратно разложенные по полкам, выкрашенные в ровный черный цвет, отливающий лаком, не вызывали особенных эмоций. Эдакие чистенькие вещички, не производящие жуткого впечатления, которое, по идее, должно охватывать посетителей. Куда страшней, на мой взгляд, читать Мориса Дрюона.

Гравюры более красноречивы. Вглядевшись в них, можно и впрямь содрогнуться, видя как в Средневековье (да и не только в ту мрачную эпоху, но и во время просвещенного Возрождения) - как ни странно, но, согласно историческим источникам, расцвет инквизиции и, соответственно, палаческого ремесла, приходится именно на этот, столь почитаемый нами период XVI-XVII века. Да и в более поздние периоды публичные казни собирали на площадях толпы народа охочего до зрелищ. А это и были зрелища, вызывавшие экстаз и доводившие простой люд до исступления.

Хорошо известно, что жестокие развлечения, потребные массам, имели место с древнейших времен. И в просвещенном Риме, хвалившемся своими культурными достижениями, устраивались страшнейшие гладиаторские бои и "показательные выступления", на которых обреченные на гибель люди боролись с животными. Кстати, именно из Древнего Рима, наряду со многими, поистине уникальными вещами, к потомкам пришли и пытки, что особенно изощренно это практиковалось на рабах, не имевших права себя защитить.

После завоевания империи варварами, на какой-то период времени пытать перестали. Традиция вновь возродилась с появлением феодальных государств. В период расцвета инквизиции, когда всюду мерещилась ересь, жертвами становились миллионы невинных людей. Однако под страшными издевательствами над телом и духом несчастные не только признавали вину, оговаривая себя, но и других, и связанных с ними прямо или косвенно, и вовсе незнакомых, чьи имена предлагались им заплечных дел мастерами. Происходило это потому, что даже самые сильные стойкие люди после многочасового (а то и многосуточного) допроса с пристрастием не выдерживали страшной боли и признавались в чем угодно.

Проводились экзекуции как в мрачных застенках казематов, так и публично. Недаром в литературных источниках, посвященных средневековью, имеется такое понятие как "театр казней". Это ничто иное, как действие, происходившее, как правило, на центральной площади города и собиравшее сотни зевак, наблюдавших за тем, как осуществляется публичное наказание.

С какой целью это делалось? С целью устрашения и отвлечения народа от реалий жизни: голода, эпидемий, войн. В таких случаях всегда требовалось найти виновного. И на волне массовой истерии охватившей средневековую Европу, это было не сложно. Любой, чье поведение хоть в малейшей степени выходило за рамки стереотипного поведения, мог привлечь внимание инквизиции. Если таковых не имелось, то их создавали искусственно согласно доносам, оговорам, простой неприязни. Обвинить любого человека в любом грехе было делом не сложным. Доказать же его вину - еще более простым, так как этим занимались настоящие профессионалы.

Особенно доставалось ведьмам. А к ним относили всех, кто, так или иначе, попрал устои общества. Это были и настоящие колдуньи, и гадалки, и жены, уличенные в измене мужу, и женщины, родившие вне брака или избавившиеся от плода. Им вырывали щипцами или отрезали ножницами соски грудей. Подобно тому, как это проделали с одной из первых христианок Агатой, не отрекшейся от веры, а потому зачисленной в сонм святых. Или раздирали грудь на куски специальным разрывателем, представлявшим собой железные клещи с четырьмя острыми зубцами, которые раскаляли на огне, а затем приводили в действие.

Имелись специальные инструменты и для мужчин. Из солидного арсенала щипцов и клещей, которые применялись чаще всего в раскаленном виде, особые, в форме трубки, использовались для вырывания пениса у гомосексуалистов. Однако этот вид казни (именно казни, потому что после подобной процедуры несчастный истекал вскоре кровью) имел место редко. Чаще приводилась в действие ручная пила. Осужденного подвешивали за ноги и, всего красного от притока крови к голове, распиливали.

Недалеко от "ручной пилы" ушли "пояс смирения", "аист", "покаянные рубашки", "козлы для ведьм", усеянный зубьями "стул ведьмы", на который почему-то не хочется присесть, колодки, жаровни, ошейники... Смотри - не хочу.

Особняком стоит так называемая "нюрнбергская дева". Это огромный футляр, напоминающий саркофаг для египетских мумий, в виде полой женской фигуры. Внутри него - многочисленные лезвия. Приговоренного помещали в футляр, оставляя снаружи лишь голову, и закрывали. Как только створки сходились, лезвия впивались в тело. Однако человек долго не умирал. Порой агония длилась до двух - трех суток. Почему это происходило? Потому что ножи располагались не беспорядочно, а в строгом соответствии со знанием анатомии, не задевая жизненно важные органы.

Не менее варварское, быстродействующее орудие "железный шлем", что надевали на голову, укрепив подбородок жертвы на деревянной или железной основе. Затем "головной убор" начинали завинчивать, стягивая все сильнее и туже. В результате ломались один за другим все кости. Череп, не выдержав давления, растрескивался как орех. Пытка заканчивалась.

На том же принципе основано применение более распространенного "эльзасского сапога", который так же называли "испанским", сжимавшим ногу с помощью винтов до тех пор, пока не ломались все кости. Разница заключалась в том, что с покалеченной ногой человек еще мог остаться в живых.

На фоне выше описанного железные ботинки, придуманные в Австрии, по виду напоминающие современные домашние тапочки, были просто проявлением гуманности. С помощью винта ногу зажимали в колодке. Степень сжатия зависела от суровости приговора. Виновный должен был ходить в такой обуви по городу, оповещая о своем присутствии железным колокольчиком, знаком наказания за те или иные грехи.

Еще одно "достижение" человеческого ума. Орудие называемое "дочерью дворника", представлявшее собой сооружение, в которое обнаженного человека вставляли в согнутом состоянии. Такая поза, крайне унизительная и неудобная, через несколько минут, приводя к спазмам, становилась весьма мучительной. Сначала начинали реагировать органы расположенные внизу, потом "эффект" распространялся, охватывая все части тела. Боль становилась столь сильной, что просто сводила с ума.

Применялись и разного рода так называемые груши, что вставлялись в определенные отверстия человеческого тела. С помощью специального устройства они, словно набухая, увеличивались в размерах и, достигая определенной величины, шипами раздирали плоть.

В зависимости от конкретного назначения груши делились на оральные, вагинальные и анальные. Первые применялись к богохульникам и еретикам, изрекавшим мысли неугодные инквизиции. Вторые - к женщинам, состоявшим "в интимной связи с дьяволом и его приспешниками", неверным женам, блудницам. Третьи, соответственно, для гомосексуалистов, особенно пассивных.

  Так как пытки, вызывавшие страшные болевые ощущения заставляли людей громко кричать, палачи придумали специальное орудие, заставлявшие жертв молчать. Это был железный кляп, имевший ряд разновидностей. Один из вариантов представлял собой железную трубку, плотно входящую в горло. Обруч, соединенный с нею, одевали на шею и закрепляли на затылке болтом. Человек мог дышать (если, конечно, трубка не затыкалась для того, чтобы вызвать удушье и более быструю смерть), но не мог издавать звуков. Это широко применялось при сжигании на кострах для того, чтобы собравшаяся толпа могла спокойно получать удовольствие от зрелища.

   Порой такие кляпы снабжались столь любимыми палачами шипами. Их располагали так, чтобы один, расположенный против языка, пригвождал его к подбородку, а другой входил в небо. Согласно хроникам именно такой кляп был вставлен в рот Джордано Бруно сожженному в 1600 году на знаменитой римской площади Кампо-дель-Фьоре. И вовсе не из-за терпеливости или не чувствительности к боли ученым во время казни не было издано ни одного звука. Просто он был физически лишен такой возможности. Махровая жестокость, скрытая тонким слоем цивилизации.

   Когда обо всем этом узнаешь, становится просто жутко. Настолько, что весь ужас ты ощущаешь буквально физически, всеми своими клетками. Недаром Папа Римский Иоанн Павел II, как известно, публично просил прощения за грехи Католической церкви, в том числе за инквизицию. Общество же до искреннего признания того, что любое насилие, надругательство над личностью или просто унижение - античеловеческий акт еще, увы, не доросло.

  2002