|
|
|
|
Т.М. Судник, Т.В. ЦивьянМак в растительном коде основного мифа (Balto-Balcanica)
В последнее время тема реконструкции мифопоэтических текстов стала рассматриваться в плане различных семиотических кодов: космологического, антропоморфного, зооморфного, вегетативного, гастрономического и т.п. Предполагается, что исходный текст (=архетип) реконструируется сведением воедино разных кодовых версий. Можно допустить далее, что каждая отдельная кодовая версия содержит данные, достаточные для хотя бы частичной реконструкции текста или его фрагмента. Эта возможность реализует высший уровень мифологизации в модели мира: практически весь мир, в котором живет человек, - он сам, земля, небо, животные, растения и т.д., - вовлекается в сферу, которую, используя термин Леви-Стросса, можно назвать "мифологичной". Разумеется, коды "не равнодушны" к содержанию, которое они призваны передать: они должны подходить, соответствовать друг другу. Двунаправленное взаимодействие код содержание обеспечивает наиболее эффективную передачу информации. Так осуществляется максимальное вживание человека в мифологизированный универсум. 300 Поэтому, когда речь идет, например, о растительном коде, в принципе несущественно, что подо что подстраивается: мифологизируется ли периодическое обновление природы, или жизненный цикл растения служит метафорой для изначально заложенного и в этом смысле имманентного содержания. Так или иначе растительный код в наибольшей степени подходит под схему уничтожение/возрождение в новой ипостаси, и этой схеме, в свою очередь, соответствует любое растение. Дальнейшая разработка должна идти уже в связи с конкретным сюжетом. В данном случае выбран фрагмент основного мифа, посвященный наказанию/испытанию младшего и самого маленького сына Громовержца. Он опален небесным огнем, превращен в камень, растение, хтоническое животное и т.п., уничтожен (растерзан, разбит, растерт), низвержен под землю/воду, откуда после долгого пребывания выходит воскресшим и в новой ипостаси, чтобы принести человеку богатство и плодородие. В функции младшего сына заложено, кроме того, и внесение культуры (обработка растения), где особо выделяется сакральная сфера. Она связана с приготовлением галлюциногенного вещества (чаще всего - напитка) и представляет собой ритуальную реализацию исходного текста: наказание младшего сына путем расчленения, растирания и т.д. Действие галлюциногенного напитка стирает границы между жизнью и смертью, создает возможность перехода из одного мира в другой, т.е. как бы мультиплицирует жизнь, давая человеку способность к метаморфозам. Можно предположить, что именно галлюциногенный напиток символизирует "обостренную" идею плодородия как многократного и вариативного воспроизведения. Содержательные требования определяют круг растений, наиболее естественно вписывающихся в заданную схему. Среди их отличительных признаков существенны следующие: малые исходные размеры, т.е. крошечные семена; быстрый рост; плодовитость (самовоспроизведение в виде огромного количества семян); интенсивный цвет (красный, черный); резкий, отмеченный запах и вкус (жгучесть, горечь); наконец, специфические способы обработки (размачивание, растирание, сжигание и т.п.), приводящие к получению наркотика. По этой схеме были описаны такие растения, как перец, петрушка, конопля, не говоря о Соме/Хаоме с его разветвленными растительными эквивалентами (вплоть до гриба)1. Теперь в список включается еще одно растение с богатыми мифологическими ассоциациями: мак2. --------------------------------- 1 Топоров В.Н. Заметки о растительном коде основного мифа (перец, петрушка и т.п.). - Балканский лингвистический сборник. М., 1977; Он же. К семантике мифологических представлений о грибах. - Balcanica. Лингвистические исследования. М., 1979.; Цивьян Т.В. 'Повесть конопли': к мифологической интерпретации одного операционного текста. - Славянское и балканское языкознание Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. См. в том же кругу: Norman R. On the semiotic function of cucurbits. - In: Humanitas religiosa. Festschrift für Harald Biezais. Stockholm, 1979. 2 В этой статье рассматривается только один фрагмент мифологии мака. Многие темы оказались незатронутыми - не только из-за недостатка места, но и потому, что был выбран аспект, сочтенный наиболее значимым. 301 Мак - древнейшее культурное растение. Среди разнообразия его видов выделяются два основных, на которых главным образом и строится мифология мака: Papaver rhoeas L. мак самосейка и Papaver somniferum L. - мак снотворный. Родиной мака предположительно считается Средиземноморье, откуда он распространился едва ли не по всем странам света, везде обрастая соответствующей мифологией. Наркотические свойства мака, из которого добывается опиум, известны с древнейших времен. Из мака, кроме того, выжимают масло,- он широко используется в лекарственных целях, для приготовления еды, наконец, как декоративное растение. Мифологизация мака облегчается и его внешними признаками: бросающийся в глаза цветок с крупным пестиком и эффектными ярко-красными с черным (но и белыми и фиолетовыми у снотворного мака) лепестками, нежными настолько, что они не выдерживают веса насекомых; быстрый расцвет и увядание; особая форма головки мака, "маковки" характерное потрескивание сухой коробочки с семенами; ядовитый млечный сок, придающий растению горький вкус и неприятный запах3. Анализ "маковой темы" в фольклоре обнаруживает достаточно показательную картину жанрового распределения. При большой популярности и, так сказать, актуальности мака в повседневной жизни он оказывается распределенным в фольклорном корпусе неравномерно. Сюжеты повествовательного фольклора - сказки, предания и т.д., связанные с маком, достаточно ограничены и в мифологическом плане не очень показательны. Индекс мотивов Томсона указывает для мака два сюжета, причем оба связаны исключительно с его опиатными свойствами: А 2733. Серия превращений под влиянием опиума; А 2691. Происхождение опиума. Характерно, что не отмечен основной сюжет, на котором строится символика мака, - как ее представляют наиболее авторитетные мифологические словари (Funk and Wagnalls, G. Jobes и т.д.): мак произошел из крови убитых героев, поэтому, в частности, маки растут на поле битвы (см. хотя бы Flanders poppy, emblem of dead in World Wars, esp. artificial red poppy worn on Poppy Day (=Remembrance Sunday)). -------------------------------------- 3 Ср. блр. пелясск.: мак надо сеять первым, иначе он сваёй горкасцю палiць, глушыць другие растения. Мотив сжигания в связи с маком весьма древен, ср. еще в "Георгиках" у Вергилия (I, 78): (Ниву) Также опаляет и мак, напитанный дремой летейской (Urunt Lethaeo perfusa papavera somno). 302 В противоположность этому весьма обильно мак представлен в тех жанрах фольклора, которые традиционно считаются периферийными или даже вырожденными: речения типа маков цвет, краснеть, как мак, ни маковой росинки и т.д., загадки, тексты детского фольклора, игры и танцы; сюда же следует присоединить практическое использование мака в обрядах (приготовление еды, в том числе ритуальной, гадания, народная медицина и т.д.). Не менее показательно, что в фольклорной семантике мака нередко подчеркивается сдвиг в сторону комического, пустого, дурачества и под. (ср. кукиш с маком, разного рода обыгрывания рифмы мак-дурак - к этому чеш. mak 'о глупом человеке' и т.д., см. далее о Макаре). Иными словами, мак как бы вытеснен из сферы непосредственно мифологической в сферу быта, пусть мифологизированного, или аллегории, которая, строго говоря, и знаменует собой смерть мифа, оставляя ему лишь препарированную оболочку. Возникает вопрос, интерпретировать ли это состояние как вырождение темы мака в связи с утратой им мифологической значимости, или видеть здесь особый способ хранения особого рода информации. Эта информация (учитывая наркотические свойства мака) изначально должна была быть сакральной по преимуществу и, следовательно, принадлежать узкому кругу посвященных, т.е. жрецов, хранивших и осуществлявших ритуал. Информация такого рода сугубо закрыта и табуирована, но при этом сохранение ее во времени и пространстве должно быть гарантировано. В таком случае здесь можно видеть классический способ маскировки: предмет спрятан на самом видном, бросающемся в глаза месте, при этом настолько "непрестижном", что в обычных условиях или в плену традиции никому не придет в голову его там искать. Приблизительно то же самое происходит и с маком. В соответствующих фольклорных описаниях, о которых заранее известно, что там должен быть мак (хотя бы ритуальные трапезы, ритуальные украшения цветами и т.п.), мак в большинстве случаев пропускается или явно входит в число "и другие"4. Представляется, что это лишь отчасти объясняется недостаточной подробностью описания или его направленностью на другие темы: несомненно, что информанты в большинстве случаев не придают маку никакого специального значения, что для "оживления" мифологии мака необходимо актуализовать некий глубинный уровень мифологической памяти коллектива. -------------------------------------- 4 В частности, не удалось найти упоминания о маке в жанре так называемых 'травных песен' (билjарски песни) у южных славян. Засвидетельствовано сравнительно редкое упоминание мака в болгарской фольклорной традиции, см.: Усачева В.В. Мифология растений в болгарских народных песнях. - Balcano-Balto-Slavica. Симпозиум по структуре текста. М., 1979. 303 Авторам пришлось наблюдать подобную картину в д. Пеляса (Гродненская обл., записи 1979 г.). Мак воспринимался информантами на чисто бытовом уровне. Обычно ответ строился по единообразной схеме: мак специально не сеют; иногда отвар из головок мака используют как снотворное; на сочельник делают маковое молоко (подробно сообщался способ приготовления - сугубо операционно); есть детские игры-танцы с темой мака (о них см. ниже). Сакральный аспект мака, в обычной ситуации не пропускаемый мифопоэтической цензурой, обнаружить не удавалось, пока особенно чуткая к сфере мифа информантка (М.Круопене) после нескольких бесед не вспомнила историю о заклятии маком. Лет 30 назад малознакомая женщина из чужой деревни (д. Герники Щучинского р-на) ночью рассказала ей, как заклинать маком, предупредив, что это заклятие - одно из самых сильных: макам можна заклясцi так сама, як пяруном [т.е. молнией, именем Громовержца, Перуна; см далее о взаимосвязи и взаимозаменяемости комплексов *mak-/mok- и *per- в одном и том же мифологическом контексте]. Для этого мак надо смешать с песком следа левой ноги и бросить в полночь через забор во двор заклинаемого, произнося: няхай разаб'ецца на дробны мак той (хто нас разлучыу)5 Более пристальный взгляд обнаруживает, что локусы, в которых задерживается мак, так или иначе вписываются в круг ритуала, и это еще раз свидетельствует об особом, сакральном аспекте мака. Здесь по недостатку места сочтено возможным ограничиться лишь некоторыми примерами в кругу балто-балканской традиции6. Прежде всего можно вспомнить так называемую "богиню мака" из Гази на Крите (Минойская культура, 1400-1200 г. до н.э.) - женскую фигуру с головками мака в прическе7, и ее санктуарий, где, судя по найденным там сосудам особой формы, происходило ритуальное одурманивание опиумом. Мотив цветов и головок мака широко распространен в орнаменте античного мира. О. маке - атрибуте греческих богов см. далее. ----------------------------- 5 К этому лит. zalias aguonas kresti (букв. 'трясти зеленый мак') 'сильно проклинать' (Lietuviu. kalbos žodynas, I. Vilnius, 1968, p. 28; далее LKZ), и, возможно, болг. родопск. мак-та-пук! 'лопни!' (Стойчев Т. Родопски речник. - Българска диалектология, кн. II. София, 1965, с. 202). Ср. соответствующие клише в заговорах, где мак включается в мифологически показательные связи: Вуж муж, вуж муж, рассыпся ты дробней маку, а узыйдзи полявым цвятом и т.п. (Романов Е.Р. Белорусский сборник, вып. 5. Витебск, 1891, с. 117 и др.). Ср. еще пелясск. каб ты села (сырым) макам! ('век замуж не вышла') при укр. маком сiсти 'погибнуть' (Гринченко Б.Д. Словарь украинского языка, т. II. Киев, 1908, с. 399), рус. смол. маком сесть 'пропасть, рассыпаться подобно маку безвозвратно' (Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914, с. 396), польск. siać mak między ludzi 'сеять вражду' (Nowa księga przysłów i wyrażeń przysłowiowych polskich, II. Warszawa, 1970, s.v. mak). 6 Они отчасти были приведены в работе: Судник Т.М., Цивьян Т.В. Еще о растительном коде основного мифа: мак. -Balcano-Balto-Slavica. Симпозиум по структуре текста. М., 1979. 7 Ср. арум. baltota 'мак' (которым убирали волосы невесты): Papahagi Т. Dicţionarul dialectului aromân. 304 Роль мака в обрядовых трапезах общеизвестна. Существенно, в частности, что на ужине в сочельник мак, входящий в состав колива, кутьи, клецок, различных печений8 и т.п., сочетается с другими мифологически отмеченными растительными компонентами этой трапезы: грибами, ячменем, рожью, коноплей и под.9 Мак в составе поминальных трапез (в частности, та же кутья, т.е. род каши из пшеницы или ячменя с маком и медом) значим в соотнесении со связанными с ним магическими действиями при похоронных обрядах. Специально следует упомянуть маковое молоко балтийской и славянской традиции, в приготовлении которого отчетливо прослеживаются следы ритуала, восходящего к растиранию, уничтожению растения/сына Громовержца для приготовления сакрального напитка. Мак растирают в специальном сосуде - макитре (< *макотъра) ср. особые макитры (с бугром в донце) для растирания кутейного мака - ciorla z pupom, засвидетельствованные в западной Белоруссии и в окрестностях Львова10; мак растирают топорищем (Пеляса), ср. балто-славянские представления о кремневых топорах как оружии Громовержца. ------------------------------ 8 Bucureşti, 1963 s.v. Ср. еще о маке: Adascalitei V. Motifs floraux dans la peinture murale paysanne chez les roumains, les polonais et les hongrois. - Македонски фолклор, 1974, VII, № 13, с. 95, a также мак как распространенный элемент вышивки и текстильного орнамента в том же балто-балканском ареале, и т.д. 8 Ср. в связи с этим интересный экспонат из Краковского этнографического музея: рождественский пряник, изображающий черта, черного от того, что он весь обсыпан маком. 9 Ср. подобный набор в белорусских народных песнях (например, мак, просо, вика, конопля: Анталогiя беларускай народнай песнi. Мiнск, 1975, с. 120, и т.п.) 10 Holubowicz W. Garncarstwo wiejskie zachodnich terenów Białorusi. Torun, 1950, s. 142, 194; ритуальная макитра находилась "pod specialna troskliwa opiéka najstarszej babci w rodzinie". Возможно, мотив растирания мака косвенно отразился в литовских и белорусских цепных текстах типа лит. "Pinu, pinu pini" (Jokimaitienè P. Lietuviu liaudies vaiku dainos. Vilnius, 1970, N 447, p. 228), блр. "Сiука-варонка, дзе ты была?" (Беларуская народная творчасць (далее БНТ). Дзiцячы фальклор. Мiнск, 1972, № 467-478) с клише горы - в горах ступка (железная, золотая) - в ступке маковое зернышко. 305 Мак в свадебных и похоронных обрядах имеет, как правило, функцию оберега: в восточном Полесье во время свадьбы невеста должна иметь при себе мак wiedùn, sztob nichto nie prystàu. Там же маком-видуном посыпают могилу колдуна, чтобы он не возвращался домой11 ; в Закарпатье покойнику-колдуну на дорогу бросают мак (штоби тот босуркан мау работу збiрати, аби ся займал) или кладут мак в гроб, чтобы он считал зерна12; у могилы вампира-колдуна трижды рассыпают мак13. Чтобы мать после смерти не возвращалась к ребенку, у могилы и дома рассыпают освященный мак14; мак сыплют в норки на могиле зайздросьника 'ходячего мертвеца'15; от него (пужайла) сыплют мак на могилу, в воротах, на дом16 и т.д. Широко отмечено в рассматриваемом ареале использование мака в ритуалах гадания. Здесь можно упомянуть, например, распространенные в Литве и Белоруссии гадания о суженом в канун дня св. Андрея (мак, льняное или конопляное семя сеют у колодца, трижды его обходя и приговаривая: "Andriejau, Andriejau, kanapes seju, parodyk man mano kavalierių") 17; рождественские гадания о будущем урожае (бросают в потолок кутью или горсти разных семян, в том числе и мака, и смотрят: что пристанет к потолку, то и уродится); ср. также бытующие едва ли не повсюду гадания по лепесткам мака, использующие акустический эффект ("взрыв"); в Румынии девушки используют цветы мака как приворотное средство (Gorovei A. Credinţi si superstitii ale poporului roman. Bucureşti, 1915, N 1993) и т.д. О роли мака в ритуале вызывания дождя, особенно значимой в аспекте рассматриваемого мифа, будет сказано специально. Отголоски ритуалов возделывания мака (тишина, молчание, темнота и т.п.), возможно, сохранились в речениях типа: слвц. sejú mak (об особой тишине) (Záturecky А.Р. Slovenské prislovia, porekadlá a úslovia. Bratislava, 1974, s. 563), aguonas sėti (=сеять мак) 'молча плакать' (Paulauskas J. Lietuvių kalbos frazeologijos žodynas. Kaunas, 1977, p. 18); мак надо сеять через голову (LTR 1 423(247)), в полночь и в полнолуние (LTR 1 389(31) и др.; Smits Р. Latviešu tautas ticējumi, I. Rīga, 1940, 1. 1114). ------------------------- 11 Moszyński К. Polesie wschodnie. Warszawa, 1928, s. 195, 168. 12 Мотив перебирания мака вошел в сказочные сюжеты в качестве трудного задания, см. "Казка пра падчарыцу" (БНТ, Чарадзейныя казкi, II, с. 226-229), где падчерице надо выбрать мак из пепла. Ср., с другой стороны, рассказ о "чернокнижнике" из литовской д. Пелегринда, к которому по ночам приходили черти требовать душу: "bet jis jiems duoda darba: papils gorčių aguonų ir liepia velniams rinkti" 'но он давал им работу: рассыплет гарнец маку и велит чертям собрать' (LMD 841/1). 13 Богатырев П.Г. Магические действия, обряды и верования Закарпатья. - В кн.: Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971, с. 271-272. 14 Fedorowski М. Lud białoruski na Rusi Litewskiej, I. W Krakowie, 1897, N 172. 15 Никифоровский Н.Я. Простонародные приметы и поверья. Витебск, 1897, с. 293. 16 Запись O.A. Седаковой (вост. Полесье, 1974 г.). Авторы благодарят O.A. Седакову за подборку сведений о маке в похоронном обряде. 17 Lietuviu etnografijos bruozai. Vilnius, 1964, p. 537. 306 Наконец, в особый мифологический фрагмент должны быть выделены игры-танцы (игры-пантомимы) "Как растет (сеют, трясут) мак"18, распространенные по всему балто-балканскому ареалу19. Игра сохраняет древнейшую вопросо-ответную структуру, - нередко это диалог птиц или животных, - и воспроизводит основные этапы жизни мака, от посева и до еды. Исполнители при этом играют двойную роль, изображая жестами и тех, кто обрабатывает мак, и сам мак; так нейтрализуется оппозиция природа/культура20. Текст игры (как и другие тексты подобного рода, охватывающие мифологически значимый круг растений, - ------------------------------ 18 Один из вариантов этой игры вошел в поэму Н.А. Некрасова "Мороз, Красный нос" (гл. XIX): Весной в хороводе опять Подхватят подруженьки Машу И станут на ручках качать! Станут качать, Кверху бросать, Маковкой звать, Мак отряхать! с пространным авторским объяснением: "Известная народная игра, называемая: сеять мак. Маковкой садится в середине круга красивая девочка, которую под конец подкидывают вверх, представляя тем отряхиванье мака; а то еще маком бывает простоватый детина, которому при подкидывании достается немало колотушек". 19 И, несомненно, им не ограничивающиеся. Например, Э.И. Зеленина сообщила о том, что в 40-е годы такая игра была распространена на Урале. 20 Ср. литовский хоровод "Aguonėlė", чаще всего диалог голубя и воробья: Klausė pilkas karvelėlis | Seno žvirblio čiulbuonėlio, | Kaip, kaip aguonėlę sėja. | Šitaip sėja, da ir va kaip,| Sitaip sėja da ir va kaip, | Taip, taip aguonėlę sėja... (далее весь ряд предикатов из цикла жизни и обработки мака: dygsta, auga, žydi, noksta, rauna, krecia, kelia и т.д.) - см.: Lingys J. Sceninis lietuviu liaudies šokis. Vilnius, 1975, p. 11-19, где дается обзор вариантов, начиная с ранних фиксаций А. Коссаржевского и А. Юшки (включившего "Aguonėlė" в перечень свадебных танцев). У восточных славян хороводы "Мак" были широко распространены как компонент весенне-летней обрядности (в частности, пасхальных гуляний) - см.: Соколова В.К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов, с. 79, 117). Ср. также сходные белорусские тексты с характерным приурочением мак-гора: Л на гарэ мак, \На далiне так. \Мае мілыя маковачкі, Залатыя галовачкi, | Станьце так, як белы мак. |- Цi паспеў мак?\- Не, яшчэ толькi пасеялi... (Песнi ся-мі вёсак. Традыцыйная народная лірыка Міншчыны. Уклад. i рэд. H. Гілевіча. Мінск, 1973, с. 459-460, а также БНТ, Дзіцячы фальклор, с. 437-439). В русском фольклоре Прибалтики "Мак" засвидетельствован как святочный хоровод (Русский фольклор в Латвии. Сост. М.Д. Фридрих. Рига, 1972, с. 50-51). Подобные игры отмечены и у южных славян (см., например, упоминание об игре "Мак" в Боснии и Герцеговине в работе: Dopuda J. Narodne igre (plesovi) u području Jajca. -In: Rad XV Kongresa Saveza Udruženja folklorista Jugoslavije u Jajcu (1968). Sarajevo, 1971), у румын (Muşlea I., Birlea O. Tipologia folclorului. Bucureşti, 1970, p. 615) и т.д. 307 лен, коноплю, перец и некот. др.) не может считаться чисто операционным, обучающим технике "обращения с маком": это описание жизненного цикла, соответствующего обновлению природы21. Уже эти примеры, которые легко могут быть умножены, убеждают в том, что из сакральной замкнутости вырвались достаточно значительные фрагменты, и, очевидно, не могли не вырваться, потому что роль мака в мифологическом универсуме была особо отмеченной. Она, в частности, побуждает обратиться к Элевсинским мистериям в свете недавней работы: Wasson R.G., Hafmann Α., Ruck С.A.P. The Road to Eleusis. Unveiling the Secret of the Mysteries (N.Y.-London, 1978). При многочисленности материала об Элевсинских мистериях был неизвестен их sui generis нерв, то, что обеспечивало участникам экстатическое состояние. Иными словами, речь идет о составе ритуального напитка, описанного в гомеровском гимне Деметре: отвергнув поднесенный ей кубок с вином, богиня ... Попросила, чтоб дали воды ей, Ячной мукой22 замесивши и нежным полеем...23 Выпила чашу Део. С этих пор стал напиток обрядным. --------------------------------- 21 Засвидетельствованы и игры "Мак" совершенно другого рода. Это не пантомима, а игра-соревнование, где мак, строго говоря, играет побочную роль: игра "В классы" - играющий с закрытыми глазами переступает через черту, спрашивая "мак?", т.е. "правильно?"; литовская пастушеская игра "Aguonos" - бросание в землю ножа, причем проигравший должен aguonas žibėti 'есть мак= землю' (LKZ I, 29); как бы суммирует обе эти игры белорусский "Мак" - играющий с закрытыми глазами проводит ножом по черте, сделанной в земле (БНТ, Дзіцячы фальклор, (№ 1109). Здесь, таким образом, выделяются мотивы резания, меты (нож, черта на земле) и зрячести/слепоты (последнее отражено в противопоставлении двух видов мака "зрячего" - мак-видун и под., Papaver rhoeas L., и "слепого", mak slipyj и под., Papaver orientale L.). 22 Т.е. из ячменя - το αλφι. 23 το γληχωνι - род мяты. 308 Таким образом, ритуальный, опьяняющий напиток как будто представляет собой смесь воды, муки и мяты (по некоторым источникам - и меда), заведомо лишенную наркотических свойств. Естественно заподозрить, что здесь заложена некая скрытая информация. В указанной работе предполагается, что наркотическую роль играл здесь грибок Claviceps purpurea, т.е. спорынья, "рожок", нарост на колосьях пшеницы; именно спорынья зашифрована в αλφι. Если это так, то роль колосьев как атрибута Деметры, передача их Триптолему, интерпретируемая обычно как акт целиком культурный, приобретает иной смысл: это передача растения, из которого приготовляется галлюциногенный напиток для мистерий, напиток, символизирующий плодородие, как и сама спорынья24. При этом, естественно, нельзя не вспомнить о другом, так сказать, парном атрибуте Деметры и ее жриц - о маках. В традиционной символике маки - атрибут Гипноса - связываются со сном (или сновидениями как результатом действия опиума - ср. Морфей - морфий), атрибут Афродиты - с плодородием и т.д.; для Деметры же они нередко интерпретируются по смежности (хотя мотив плодородия и появляется): маки растут на пшеничном поле25. Такое истолкование атрибута богини, "мистериальной" по преимуществу, представляется несколько поверхностным. Среди нескольких возможных толкований26 допустимо и правдоподобно и то, где мак и пшеница-спорынья выбираются по сходству: из обоих извлекается вещество, сочетающее свойства яда и наркотика (т.е. возможности для перехода, постоянного или временного, в иной статус, иной мир), и оба являются основными символами плодородия27. ------------------------------ 24 См. в связи с этим мифологическую интерпретацию сюжета "Деметра и Триптолем" на примере изображений на двух вазах Эрмитажного собрания: Топоров В.Н. Семантика мифологических представлений о грибах. - В кн.: Balcanica. Лингвистические исследования. М., 1979, с. 235-237, прим. 4. 25 Отголоски культа Деметры нередко усматривают в современном греческом обычае украшать маками последний сноп, см.: Καραπατάκις К. Ό "Δράκος" παλιό άγροτικό εθιμο Δυτικης Μακεδονίας. - In: Πρακτικά του Α Συμποσιου λαογραφίας. Θεσσαλονικη, 1975, с. 110-111. 26 Ср. (мифологический словарь Funk and Wagnalls, s.v.).: "wheat and poppies in a field are symbolic of life and death". 27 Здесь, пожалуй, уместно вспомнить роль маны с первым значением 'спорынья' как символа плодородия для всего карпато-балканского ареала, см.: Клепикова Г.П. Карпатская лексика в ее отношении к лексике иных зон славянского мира. 1. +man(n)a. - В кн.: Славянское и балканское языкознание. Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М., 1977. Ср. лат. robigo 'спорынья', Robigo 'бог, предохраняющий хлеб от спорыньи' и славянского Спорыша, ходящего по полям. 309 Это подтверждается тем, что, как известно, мак входил в античный "мифологический гербарий" (ср. предположение, что шумерским древом жизни был мак, а не финиковая пальма). Особо отмечен список растений, связанных с циклом Деметры-Персефоны. Это, с одной стороны, цветы, обычно душистые, обладающие наркотическим, усыпляющим действием (гиацинты, нарциссы28, розы, крокусы и т.д.; Деметру, обессиленную поисками Персефоны, усыпили маки). С другой стороны, это различные виды растений, применявшиеся, наряду с некоторыми другими веществами, в Элевсинских мистериях (зерна пшеницы, ячменя, овса, мака, бобовые, рис и т.п.), очевидно, для приготовления галлюциногенных напитков. При всей "приглушенности" маковой темы все же обнаруживаются и следы этиологических легенд, указывающих на глубинные мифологические связи мак-Деметра24. Впервые Деметра увидела маки в городе, которому в честь этого было дано имя "Маковый", Μηκωνη (впоследствии Сикион); там был воздвигнут храм Деметре. О церериных маках у Вергилия (Georg. I, 212, там же, 150, упоминается и спорынья как болезнь хлеба ut mala culmos | esset robigo). Сервий замечает, что в мак был обращен афинянин Мекон, в которого влюбилась Церера ("vel quia Meconem Atheniensem dilexerit Ceres et transfiguratum in papaverem tutelae suae iusserit reservari"), - весьма существенное свидетельство, вводящее в тему мак-Деметра мотив превращения. Уже эти данные позволяют подойти ближе к сюжету основного мифа, связанному с младшим сыном. Здесь нельзя не обратиться к достаточно таинственному - в том числе и из-за его особой роли в Элевсинских таинствах - образу Иакха, сына Деметры или Персефоны, а может быть, и Деметры, и Персефоны, по некоторым же версиям - мужа Деметры. Во время мистерий его деревянное изображение ночью в торжественном факельном шествии вносили в Элевсин из Афин и помещали в Гиерон30. При всей отрывочности и неопределенности сведений о Иакхе - в частности, неизвестно, кто был его отец, - достаточно ясно проступает мо- ---------------------- 28 К этому глосса Гесихия: Δαματριον ανθος ομοιον ναρκισσω. 29 Основные данные см. в Real-Encyclopädie Pauly-Wissowa, s.v. Mohn, Demeter. 30 См. описание в кн.: Claudii Claudiani De raptu Proserpinae, I, 11-19: И озарен Элевсин изнутри священным сияньем, Путы сорвавши свои, шипят триптолемовы змеи... Вижу: вдали поднялась Геката [Луна - Прозерпина -Диана] трехликая, рядом С нею нежный Иакх грядет, и плющ расцветает В пышнокудрявых кудрях, парфянской шкура тигрицы Плечи покрыла, сцепив узлом золоченые когти, Поступь хмельную [еbria vestigia] его меонийский тирс укрепляет. (пер. Е.Г. Рабинович, любезно предоставленный в наше распоряжение). 310 тив расчленения, растерзания, Ιάκχου σπαραγμος. Именно это служило основой его отождествления с Дионисом-Загреем, т.е. с растерзанным Дионисом, что, в свою очередь, дает некоторые подступы к реконструкции сюжета об испытании младшего сына для установления его божественного происхождения. Вначале он - сын неизвестного отца, в определенном смысле не имеющий имени. Можно предположить, что непосредственно воспринималась именно звукоподражательная сторона Ιακχος, воспроизводящего вопль при оплакивании мертвых (так называется и гимн в честь Иакха, ο μυστικός ιακχος)31. Безымянный, растерзанный юноша скрывается под землей, чтобы воскреснуть в образе Диониса, т.е. бога (из Нисы), приобретя себе истинное имя и доказав таким образом свое божественное происхождение (он - сын матери-земли Деметры и Громовержца-неба Зевса). Вдобавок можно указать и на некоторую связь Иакха с цветами: ιακχαι назывались венки, посвященные Дионису, ср. к этому у Гесихия: ιακχα: στεφανωμα ευώδες εν Σικυωνι 'благоуханный венок в Сикионе' (т.е. в бывшем "Маковом городе"). С другой стороны, известно изображение Диониса-Загрея в венке из головок мака. Сказанное, как представляется, создает достаточную мифологическую основу для персонификации "балто-славянского" мака как младшего, маленького сына или брата, утопленного и/или прошедшего сквозь пламя и поднявшегося из-под земли. Если рассматривать корпус загадок как своего рода толковый мифопоэтический словарь, то в ряде загадок о маке можно видеть свернутый сюжет испытания огнем/воскрешения, см. например, загадки из сборника Рыбниковой (Загадки. Л., 1932): Мертвым в землю упал, живым из земли встал, красну шапку уронил - и людей усыпил (№ 566); Маленький, удаленький в землю ушел (вар.: сквозь землю прошел, № 135) - красну шапочку нашел (№ 567); Среди пламени корзина стоит - и не горит (с. 439); из сборника Садовникова ----------------------------- 31 Ср. лин, плач по Лину, юному сыну Аполлона и Псаматы, растерзанному собаками. Этимология его имени не установлена. Предположительно оно может быть местным названием цветка (входящего в ряд с Нарциссом, Гиацинтом и т.д.), возможно, здесь есть связь с αιλινον, горестным припевом посвященного ему плача. В современной Греции сохранился весенний обряд оплакивания умершего и воскресающего юноши-бога (пережитки культа Адониса, Лина и т.п.). Его изображают девушка или юноша (иногда это кукла), украшенные зеленью и цветами, обычно красными. Персонаж носит разные местные имена Ζαφείρης, Φουσкоδεντρι, Κάναβος, Λειδινός, Λάζαρος и др.), см.: Μέγας Γ.Α. Οι Άδώνιδος κήποι, των Σερρών. - In: Πρακτικά... Α; Alexiou M. The ritual lament in Greek tradition. Cambridge Univ. Press, 1974, p. 78-82. Один из плачей по Зафирису весьма близок к античному коммосу; это как бы пример непрерывности традиции; см., например: Έλληνικα δημοτικα τραγουδια. Β, Αθήναι,, 1959, с. 37). 311 (Загадки русского народа. М., 1959): Маленькая крошка сквозь землю прошла, красну шапочку нашла (№ 859а), и особенно Дрен Дренович, Иван Иванович, Макар Макарович сквозь землю прошел, на голове огонь пронес (№ 860а, б) и т.п. (к этому болг. народное название мака пламяница). Загадки этого типа примечательны и тем, что второй (или первый?) вариант их разгадки - гриб. Это дает возможность не только первичного отождествления по принципу 'растения', но и отождествления сюжетного, поскольку связь гриб - превращенные сыновья Громовержца в настоящее время представляется несомненной. Не менее существенно, что в загадках этого же типа появляются имена собственные, нередко с выраженной мифологической окраской32; к уже приведенному см. белорусские загадки: Мой братка Кандратка (Iгнат-пракурат, брат Прокурат, Iгнат-хват) скрозь землю прайшоу, красну шапку найшоу33 и т.п. Такая форма имени притягивается лексемой брат (или притягивает ее), также значимой в контексте "родственной" темы рассматриваемого сюжета. Однако наиболее ярким именем персонифицированного мака является Макар, Макарка. Недавно был опубликован крайне примечательный в мифопоэтическом плане текст голошения по Макарке, сопровождающий известный обряд вызывания дождя - сеяние мака в колодец и размешивание воды киечками (ср. кий, палка, палица как оружие Громовержца)34: "Макарко, сыночок, да вулезь из воды, розлей сьлёзы по сьветуй землии. Там вот голосом и вела. Уже так голосяць як по мертвому все равно", и также: "... Голосяць жонки: Макарко утопиуса, Макарко утопиуса... Ой, Макарко, утопиуса... голосяць як пу пукойнику...". Соотнесение имени Макарка с младшим сыном Громовержца в этом контексте весьма вероятно в свете позднейших притяжений m-k-r -> мокрый (в этом плане Макарка выступает как мужской/детский вариант Мокоши), с одной стороны, и так -> мак, с другой. Показательны фразеологические контексты с этим именем, где ему обычно сопутствует мотив незадачливости, унижения, но и плутовства (от на бедного Макара все шишки валятся до подпустить Макарку 'сплутовать' и т.п.)35. ----------------------- 32 Об этом отчасти уже говорилось в работе авторов "К реконструкции одного мифологического текста в балто-балканской перспективе". - В кн.: Структура текста. М., 1980. 33 БНТ, Загадкi, № 781-784; Беларускiя прыказкi, прымаукi i загадкi. Склау Я. Рапановiч. Мiнск, 1974, с. 350. 34 Толстые Н.И. и С.М. Заметки по славянскому язычеству. 2. Вызывание дождя в Полесье. - В кн.: Славянский и балканский фольклор. М., 1978, с. 101 и след. - о том, что обряды, связанные с бросанием мака, должны были исполнять дети; с. 111. 35 Ср. еще показательный сюжет русской сказки о Макаре-дураке, добывающем богатство, притворившись мертвым, и оживающем: Сборник великорусских сказок. Изд. A.M. Смирнов, вып. II. Пг., 1917, № 266. 312 В последнее время появилась возможность связать Макарку (=утопленника, мак) < др.-греч. μακαρ, μακάριος 'блаженный' -> покойник (ср. н.-гр. μακάρια 'поминки'35а) с и.-е. *mak-, *mak-r-, *mak-n-, обозначающим мокрое, влажное, грязное, с соответствующими семантическими филиациями36. Таким образом оказывается содержательно проясненным один из вариантов имени младшего сына Громовержца, названного "в честь матери". В дальнейшем будет затронут и другой вариант его называния - "по отцу". Не имея возможности развивать сюжет сколько-нибудь подробно, укажем только на показательную связь мак-камень, которую можно предполагать уже в совпадении их звуковой организации, различающейся перестановкой элементов mak-akm. Роль камня в мифе о Громовержце известна - он обращает сыновей в камни и/или поражает их камнями. Если обратиться к словесной реконструкции текста основного мифа, с учетом анаграмматической структуры, то к восстановленному В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым37 [Перун] *guhenti nguhim Perunt 'поражает змея на скале' [Перун] *ognim g'eg'en-e duo ak'men 'порождает огонь с помощью двух камней' можно предположительно прибавить [Перун] *guhenti mak(on) duo ak'men 'поражает мак с с помощью двух камней'. В переводе на растительный код это действие находит реальное воплощение в растирании зерна, семени между двух камней, соответствующем уничтожению врага-сына38. Дру- -------------------------- 35аСложно и явно неверно объясняемое Эбботом из "αιμακουριαι 'offerings of blood' made upon the grave to appease the manes". - In: Abbott G.F. Macedonian Folklore. Chicago, 1969, p. 203. 36 Топоров В.Н. Др.-греч. μακαρ, μακάριος и под. - Balcano-Balto-Slavica. См. там (с. 44): "... и в балто-славянской традиции в связи с тем же элементом *mak-r-:*mok-r- возникает мотив смерти... понимаемый не как онтологический просчет, несовершенство, а наоборот, как этап перехода к особой полноте и интенсивности жизненного начала". 37 Иванов В.В., Топоров В.Н. Этимологическое исследование семантически ограниченных групп лексики в связи с проблемой реконструкции праславянских текстов. - В кн.: Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов. М., 1973, с. 164. 38 Ср. древнейшие мельницы, представляющие два камня, наложенные друг на друга. В Албании они сохранились до сих пор (Dojaka A. Enë е orendi të Labërisë. -Etnografia shqiptare, 1963, II, с. 76 - нечто вроде каменной сковороды с крышкой) и носят название mokër, mokra, еще ждущее исследования, поскольку этимологию Мейера вряд ли можно признать удовлетворительной ("mókere f. 'Mühlstein'. Aus lat. machina" - Meyer G. Etymologisches Wörterbuch der Albanesischen Sprache. Strassburg, 1891, s.v.). 313 гой, может быть, более прямой пример связи мака с камнем - рассказ Плутарха (De fluviis, 21.2) об особом маке, растущем у реки Каик в Мидии: μήκων έχων αντί καρπού λιθον 'мак, имеющий вместо плода камень'; бросая в свежие борозды эти семена-камни, мидийцы гадают об урожае39. Наконец, определенные следы сюжета можно предполагать в широко распространенной на славянском ареале игре в коршуна40. Игра сводится к следующему. Коршун (в вариантах - отчим) таскает у матки детей-птенцов, собирая камешки 'детей шугать' или 'детям зубы выбивать' за то, что они забрались к нему в огород и повыдергали или поели разные овощи; среди них весьма часто называется мак или л у к - м а к. Мак, очевидно, не случаен, поскольку он появляется и в диалоге матки и коршуна: - Вороне, вороне, що за тобою? - Макогин. (Макогiн 'деревянный пест для растирания соли, мака, пшена и пр.'). Таким образом, и здесь намечается, может быть, не вполне ясная связь мак-камень, мак-палица41. Игра эта вообще богата усложняющими мотивами, весьма интересными в плане рассматриваемого сюжета42. Она среди прочего указывает на неслучайность связи мака с птицами, которая в разных вариантах, но достаточно постоянно возникает в "маковой" теме (ср. отдаленно в латышской игре "Репу копать": "Мой сын -Соколовский,|Моя дочь - Маковка"). Здесь прежде всего можно напомнить, что целый класс текстов "Как сеют мак" строится в виде диалога птиц или --------------------------- 39 К этому же - параллельные фразеологические обороты, в которых присутствует взаимосвязь мак-камень: блр. сядзець (сырым) макам 'сидеть в девках' и сядзець каменем 'оставаться бобылем, холостым', ср.: каб ты села (сырым) макам! Каб ты сеу каменем! лит. kad tu sestais akmanu! (Пеляса); Каб ты каменем сеу! (БНТ, Выслоуi, с. 217); Ср. также выражения типа: Рассыпался камешек на маковы зернышки (Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970, № 479, указано нам А.К. Байбуриным). 40 Коршун, шуляк, крук, ворон и т.д. - См. материалы Романова, Шейна, Чубинского, Покровского и др. См. также сводку в работе: Игры народов СССР. М.-Л., 1933. 41 Ср. в европейской эмблематике XVI в. - рука с палкой, сбивающая головки мака; надпись Aequari pavet alta minor 'низший боится сравняться с высшими' (с возможным обыгрыванием pavet-papaver); Emblemata. Stuttgart, 1967, S. 310. - Не отсюда ли итал. gli alti papaveri 'сильные мира сего' ('высокие маки'). 42 Коршун топит похищенного цыпленка; тот в конце концов оживает и на вопрос, где был, отвечает "на колючках лежал, под головою гады были, под ногами змеи". Мотив воды - бани и хтонических животных (гады, змеи, лягушки, жижелюшки, мыши и т.п.) характерен для этой игры. 314 обращения к птицам: соловейку, шпачку, шпачку; гуленьки-голубочки, высенные воркуночки; klausė žvirblis karvelėlio 'спросил воробей голубка' (или в вариантах - голубок воробья) и т.д.43, ср. болг. кадънка 'мак' и 'голубка' или блр. Ды на гары мак, мак\Салавейка топча и т.д.44 Возможно, сюда же следует отнести и возникающую в русских детских считалках, использующих комплекс ку-ку-мак, вырожденную тему кукушки, несчастной матери, потерявшей детей45. Сопоставления такого рода позволяют говорить о перекодировке мака из растительного в другие кода - зооморфный46, энтомологический47. В последнем случае имеет смысл особо выделить соотношение мак бабочка, естественно, не по внешнему сходству: нежные и яркие лепестки мака сравниваются с крыльями бабочек. В данном случае речь идет о сходном звуковом кодировании мака и бабочки на балканском ареале, когда они оба описываются комплексом *per-, т.е. имеют названия типа пеперуда или папоруна. ---------------------------------- 43 Ср. еще μήκων αφρώδης 'пенистый мак', Papaver spumeum L., о котором у Псевдо-Феофраста есть непонятное замечание, что его лист похож на воробья (?): το μεν φυλλоν 'εχουσα οίον στρουθος. 44 См. еще народные названия мака, связанные с подражанием крику петуха, типа сербохорв. кукориjек, кукорик, кукурек, кукуриjечак и т.п. (Симонович Д. Ботанички речник научних и народних имена билака са именима на руском, енглеском, немачком и француском jезику. Београд, 1959, с. 336); чеш. kokohrcky, kokrhéli, kokohrti и kohútky, kohoutky - собств. 'петушки' (Machek V. Česká a slovenská jemná rostlin. Praha, 1954, s. 55); ср. также лужицк. kokule, kolule makojcki 'Papaver rhoeas L.' и kokula 'кукушка' наконец, франц. coquelicot и т.д. 45 Шла кукушка мимо сети, | А за нею малы дети (блр. вариант πiшчалi дзецi)|и кричали куку-мак | Убирай один кулак. 46 Здесь богатый материал дает народная номенклатура растения, ср. польск. wilczy mak, zyr wilczy 'Papaver rhoeas L.', zajęczy maczek 'Papaver argemone L.', czarnucha mysza 'Papaver nudicaule L.' (Majewski E. Słownik nazwisk zoologicznych i botanicznych polskich, t. II), zabi mak 'Ficaria ranunculoides Moench' (Słownik staropolski, t. 4, z. 2(21), 1963); чеш. vlci mak, слвц. vlčí mak; кашубск. v'ilca makóvka (Sychta, III, 38), рус. вороний мак, собачий мак (Анненков Н. Ботанический словарь. СПб., 1878), заячий мак (Даль II, 291-292); ср. лит. kiskiaaguoné (LKZ V, 884); и т.д. 47 Ср. текст, актуализирующий связь мак-муравей (записан в Ровенской обл.; любезно сообщен нам О.А. Терновской).: приготовление "каши от ведьмы" - смесь из зiлjа, муравjа и волокон конопли проливали на землю и при этом произносили: Посыпаjим мы двор маком, щоб выкiдала вед'ма сыр собакам. 315 Тогда, обращаясь к балканскому обряду вызывания дождя пеперуда, можно попытаться сопоставить его не только с бабочками, о чем уже достаточно говорилось (в частности, о воплощении в бабочке души умершего - в связи с темой Персефоны), но и с маком. Когда в соответствующих обрядовых текстах появляется форма типа пеперуна, папоруна и под., то есть возможность сопоставлять ее не (или не только) с бабочкой, но и с маком48. Тогда обряд может быть назван "маковкой" и представляет собой как бы женский вариант к соответствующим восточнославянским обрядам вызывания дождя, связанным с мужским персонажем, т.е. с Макаркой. "Перемена пола" сопровождается и переменой имени: в данном случае это имя - "по отцу". Кроме того, если в восточнославянских обрядах вызывания дождя сеют в воду семена мака, то здесь, возможно, речь идет о цветах мака. Специальных указаний на то, что переруду украшают цветами мака, вроде бы нет (как нет и указаний на то, что в ее костюмировке есть нечто, напоминающее бабочку). Косвенным подтверждением ее "макового характера" может служить сообщенный O.A. Седаковой обычай украшать колодец на маковей цветами мака (Украина)49, и, кроме того, целый ряд примеров олицетворения в цветке мака молодой девушки. К уже приведенным примерам (хороводные игры "Мак", которые в описаниях обычно определяются как девичьи; речения типа сидеть /лаком 'красоваться в девках') ср. семантику мака в фольклоре, в частности свадебном, где он постоянно выступает как символ девичества (лит. Augo kieme merguzélé, kaip daržely aguonėle; Oi mergiotes, jus aguónos... LKZ I, p. 28; блр. Сам жа ён сядзiць, як жар гарыць, дзевачку вядзець, як мак цвiцiць... Песнi народных свят i абрадау. Мiнск, 1974, с. 159-160; и т.п.); многочисленные сравнения красоты, нежности, скромности девицы с маком. Ср. также распространенную детскую игру - делать из мака куклу в юбочке, отгибая лепестки книзу50, и к этому - чешских маковых паненок из сказки о человеке, заснувшем на маковом поле и увидевшем во сне, что цветы мака, -------------------------- 48 См. непосредственное свидетельство этому в работе: Θεοφίλου Μ.Δ. Οι περί Θεού καί διάβολου δοξασίες και η μεταθανάτια πίστη στην Ήπείρον. - Πρακτικά του Β' συμποσίου λαογραφίας. Θεσσαλονίκη, 1976, с. 81-82. Описывая обряд της πιπιρουνας η περπερουνας, автор "проясняет" эту форму, возводя ее к παπαρούνα 'мак'. 49 Ср. также отмеченный на Смоленщине обряд: на духов день бабы бросают в воду мак и ветки березы (Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь, с. 396). Как известно, семицко-троицкая обрядность по форме (ср. завивание, украшение, вождение, потопление березки, блр. и укр. "куст") и по смыслу (заклинание дождя) всего ближе к обряду Пеперуды и Додолы. 50 Ср. к этому детскую потешку "куколка-макуколка" (Традиционный фольклор Владимирской деревни. Μ., 1972, с. 208). 316 превратившиеся в девушек, всю ночь танцевали с ним ("jako makovy panenky" - говорится девушкам в красивой обновке)51. Показательна в этом же плане связь мак- рождение дочери, которая развивается в ряде обрядовых текстов типа: Возьми сыра - родзиш сына, Вынись мачку - родзиш дачку (Соколова В.К. Указ. соч., с. 60, 92). Эти и другие данные вводят рассмотрение мака в сферу женского, которая, в свою очередь, оказывается амбивалентной52. Быстрый расцвет и отцветание мака (лепестки опадают через два дня), контраст между нежным, ярким цветком и высохшей, бесцветной коробочкой вызывают ассоциации не только с возрастными изменениями, но и с превращением (метаморфозой - ср. Морфей -морфий), вообще одним из основных компонентов в символике мака. При этом речь идет о превращении быстром, неожиданном, как бы обманном. Учитывая звуковое оформление мака, соотносимое, как теперь показано, с комплексами, кодирующими реконструированное имя жены Громовержца - Мокошь или Перынь, - можно включить превращение в мифологический контекст, связанный с рассматриваемым сюжетом. Речь идет о мотиве измены, обмана, раскрывающихся неожиданно и резко. Жена Громовержца, молодая красавица, после низвержения с небес превращается в безобразную черную старуху. В смене ликов мака можно видеть ее разоблачение, выявление ее истинного облика, ее сути53. Мифология мака этим не исчерпана: возможно, однако, что намеченная схема укажет дальнейшее направление поисков. ---------------------------- 51 См.: Machek V. Op. cit., s. 56. 52 Амбивалентность вообще характерная черта мифопоэтической семантики мака. Ср. хотя бы не разбиравшуюся здесь символику головки мака от сакральной - маковка церкви, до обсценной - в соответствующих загадках о маке, "полюбившемся девкам". 53 Эта таинственность, сомнительность мака, ощущаемая как греховность, находит широкое отражение в поэзии, у поэтов, особенно чутких к мифологическому архетипу Не приводя многочисленных примеров (в русской традиции оказалось весьма богатым ассоциациями звуковое притяжение мак - мрак, - ср. у Блока, Сологуба и т.п. сошлемся только на "Трилистник соблазна" Анненского. Посвященное макам стихотворение дано в двух вариантах, где как бы собраны не только основные признаки мака (алый цвет, мак=бабочка, связь с кровью, огнем, ядом, мраком, сном и т.д.), но где в свернутом виде можно видеть и отголоски основного мифа, с обманом и превращением/разоблачением:
Веселый день горит... Среди сомлевших трав Все маки пятнами - как жадное бессилье, Как губы полные соблазна и отрав, Как алых бабочек развернутые крылья. Веселый день горит... Но сад и пуст и глух. Давно покончил он с соблазнами и пиром, - И маки сохлые, как головы старух, Осенены с небес сияющим потиром.
_____________________________________________________ Балто-славянские исследования 1980. М.: Наука, 1981, с. 300-317.
|