|
|
|
Йохан Хёйзинга. Осень Средневековья. 1919.
Голод его (Христа) велик безмерно; он пожирает нас до основания, ибо едок он прожорливый и голод его ненасытен: он высасывает самый мозг костей наших. ... он не отступит, ибо голод его ненасытимый и прожорливость его без меры ... хватает он все, что захочет проглотить его алчность. ...взамен дает он нам самого себя ... дабы вкушали мы его с вечной усладою. ... Вы съедите его поджаренным на огне, хорошо пропеченным, не пережаренным и не подгоревшим. Ибо как пасхального агнца, помещаемого меж двумя кострами из поленьев или из углей, надлежащим образом томили и жарили, так же и сладчайшего Иисуса в Страстную Пятницу насадили на вертел честнаго креста...
... Окрашенные кровью фантазии, постоянно поддерживаемые и стимулируемые верой в пресуществление...
Из главы XIV. РЕЛИГИОЗНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
Церковь была на страже - стоило только расплывчатым рассуждениям мистиков превратиться в сформулированные убеждения или в нечто, приложимое к общественной жизни. Пока все это оставалось лишь в рамках восторженных представлений и образов символического характера, Церковь допускала их в изобилии. Йоханнес Брюгман мог безнаказанно соотносить вочеловечение Иисуса Христа с поведением пьяницы, забывающего о себе, не замечающего опасностей, не гневающегося на насмешки и готового отдать все, что угодно: «О en was hi niet wael droncken, doe hem die mynne dwanck, dat hi quam van den oversten hemel in dit nederste dal der eerden?» [«О, да и как не быть ему во хмелю, когда любовь понудила его снизойти с высоты небес в сию низину, сиречь юдоль земную?»]. Он обходит небеса, «schyncken ende tappen mit vollen toyten» [«наливая и потчуя полными чашами»] пророков, «ende sij droncken, dat sij borsten, ende daer spranck David mit sijnre herpen voer der tafelen, recht of hij mijns heren dwaes waer» [«и пили они сколько влезет, а меж столами носился там вприпрыжку Давид во своею арфою, аки шут господень»].
Не только склонный к гротеску Брюгман, но и безупречный Рюйсбрук, говоря о любви к Богу, охотно прибегает к образу опьянения. Рядом с последним стоит образ голода. Возможно, поводом для того и другого послужили слова Библии: «Qui edunt me, adhuc esurient, et qui bibunt me, adhuc sitient» [«Ядущие меня еще будут алкать, и пьющие меня еще будут жаждать» (Сир., 24, 23)], вложенные в уста Премудрости и истолковываемые как произносимые Господом. Так передавалось представление о человеческом духе, снедаемом извечным голодом устремления к Богу. «Здесь начинается вечный голод, не знающий насыщения, т.е. глубинное алкание и жажда, каковые испытывают любовная сила и сотворенный дух, взыскующие несотворенного блага... Только те и живут, кто беднее всех, ибо алчны они и прожорливы и мучает их ненасытный голод. Что бы ни ели и ни пили они из такой пищи и такого питья, никоим образом их это не насыщает, ибо голод сей вечен... И ежели даже Бог таковым человекам даст всяческие дары, коими он только ни одаряет святых... но не даст им себя самого, алчущая жадность духовная пребудет голодной и неутешной».
«Голод его (Христа) велик безмерно; он пожирает нас до основания, ибо едок он прожорливый и голод его ненасытен: он высасывает самый мозг костей наших. И все ж мы желаем того с охотою, и тем больше желаем того, чем больше приходимся мы ему по вкусу. И сколь бы он от нас ни вкусил, он не отступит, ибо голод его ненасытимый и прожорливость его без меры; и сколь ни бедны мы, он на это не смотрит, ибо желает он, чтобы у нас ничего не осталось. Сперва приуготовляет он свою трапезу и сожигает в своей любви все наши грехи и все наши немочи. И когда таковым образом очищены мы и изжарены в этой любви, хватает он все, что захочет проглотить его алчность... Если б возмогли мы узреть то алчущее вожделение, с коим печется Христос о нашем блаженстве, мы не стали бы упираться и ринулись ему прямо в глотку. Когда же Иисус поглощает нас в себя целиком, взамен дает он нам самого себя, и этим дает он нам духовные голод и жажду, дабы вкушали мы его с вечной усладою. Он дает нам духовный голод и тело свое - в пищу любви нашего сердца. И ежели мы вкушаем его и поглощаем в себя с искренней преданностью, то из тела его во все наше естество и во все наши жилы истекает его преславная горячая кровь... Так будем же всегда вкушать и вкушаемы будем и в любви будем возрождаться и гибнуть, и это есть наша жизнь в вечности».
Стоит сделать один только шаг - и от возвышенных мистических восторгов мы вновь переходим к довольно неуклюжей символике. «Вы съедите его, - говорит о евхаристии Le livre de crainte amoureuse [Книга страха любовного] Жана Бертелеми, - поджаренным на огне, хорошо пропеченным, не пережаренным и не подгоревшим. Ибо как пасхального агнца, помещаемого меж двумя кострами из поленьев или из углей, надлежащим образом томили и жарили, так же и сладчайшего Иисуса в Страстную Пятницу насадили на вертел честнаго креста меж двумя огнями: мучений и ужасающей смерти - и ярко пылающих милосердия и любви, кои нес он душам нашим во спасение наше, - и как бы протомили, изжарили и пропарили, дабы спасти нас».
Такие образы, как опьянение или голод, уже сами по себе опровергают мнение, что
любое религиозное ощущение блаженства должно интерпретироваться непременно как эротическое.
Вторжение божественного переживается так же, как утоление жажды и насыщение. Одна
приверженка нового благочестия из Дипенвеена чувствует, что ее словно бы затопляет
кровь Христова, и теряет сознание. Окрашенные кровью фантазии, постоянно поддерживаемые
и стимулируемые верой в пресуществление, находят выражение в дурманящих загробных
видениях, как бы озаренных алым сиянием. Раны Иисусовы, говорит Бонавентура, - это
кроваво-красные цветы нашего сладостного и цветущего рая, где душа будет вкушать
нектар, порхая, как мотылек, с одного цветка на другой. Сквозь рану в боку душа
проникает вплоть до самого сердца. Райские ручьи также струятся кровью. Алая, теплая
кровь Христа, источаемая всеми ранами, устремляется у Сузо через рот в его сердце
и душу. Екатерина Сиенская - одна из святых, припавшая к ране в боку и пившая кровь
Христову, подобно тому как другим выпало на долю отведать молока из сосцов Марии:
св. Бернарду, Генриху Сузо, Алену де ла Рошу.
Johan Huizinga. Herfsttij der Middeleeuwen
Or: Хёйзинга Й. Осень Средневековья: Соч. в 3-х тт. Т. 1: Пер. с нидерланд. Вступ. ст. и общ. ред. Уколовой В.И. - М.: Издательская группа 'Прогресс' - 'Культура', 1995 http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000779/
От издателя книги «Хомо луденс»:
Выдающийся нидерландский историк Йохан Хейзинга принадлежит к тем "баловням судьбы",
чьи имена, без преувеличения, известны всем и каждому, хотя далеко не все, безусловно,
знакомы с его произведениями.