Глава 10

Ансамбль песни и пляски им. святого Витта

Св. Вит (именно так, с одним «т» — это потом уже христианские переписчики все перепутают), благословенный покровитель пляски и пляшущих, пристрастия к пляскам вовсе не имел и жил на Сицилии задолго до того, как его имя более тысячи лет спустя стало с этой «пляской» ассоциироваться. «Почему в мою честь назвали пляску?» — мог бы поражаться христианский святой, глядя из «обителей небесных» на психический бардак, охвативший тот «мир», бороться с которым приходил Христос. «Мужайтесь — я победил мир» — сказал Иисус, оглядев ту землю, куда он «принес не мир, а меч». Он был прав. От античного мира не осталось камня на камне.

Пляска святого Витта серьезно поразила Европу во второй половине четырнадцатого века. Благодаря такому катализатору как христианство, средние века были эпохой наиболее затронутой психическими эпидемиями. «Вера вообще играет необычайную роль как фактор, способствующий внушению», как отмечал еще академик Бехтерев.¹ Нередко эти психические эпидемии служили исходным пунктом возникновения новых религиозных сект, как это наблюдалось в первые века христианства на Востоке, в средние века в Европе, а позже и в России. Различные секты патологического характера с распространением христианства плодились как грибы. Пляска Витта возникла не на пустом месте, до нее были флагелланты-самобичеватели — массовое покаяние, охватившее Италию во второй половине XIII века. Громадные толпы народа всех классов ходили по Италии, бичуя себя плетьми. После чумы 1348 года движение перекинулось через Альпы, охватив западную Европу. Вначале католическая церковь это движение поощряла, но затем, решив, что такое излишнее выражение ужаса перед Христом наверняка от дьявола, стала бороться кострами.

Замечательна эпидемия самобичевания, распространившаяся из Италии по Европе в 1266 г., о которой историк сообщает следующее: «Беспримерный дух самообвинения внезапно овладел умами народа. Страх перед Христом напал на всех; благородные и простые, старые и молодые, даже дети лет пяти бродили по улицам без одежд с одним только поясом вокруг талии. У каждого была плеть из кожаных ремней, которой они бичевали со слезами и вздохами свои члены так жестоко, что кровь лила из их ран»¹.

В виде подобных психических эпидемий жизнь преломлялась в кривом зеркале христианства. Без христианства чума считалась бы просто болезнью, бедой, но для верующих любая эпидемия представлялась наказанием за грехи. Эпидемия чумы, впрочем, действительно была наказанием за грехи, но за грехи экологические. Биосфера не простила христианам уничтожения «слуг сатаны» — кошек, и чуму разнесли расплодившиеся крысы.

В XIV веке Черная Смерть (бубонная чума, хотя в последние десятилетия появляются альтернативные гипотезы ее этиологии, включая даже эрготизм непосредственно или как фактор, понижающий иммунитет) косила людей, унеся более 20 миллионов жизней. Обычно считается, что в этой напряженной обстановке и родилась «пляска святого Витта» (пляска св. Ги, Гвидо, Иоанна), отличительными признаками которой были непроизвольные дергающиеся движения больного. Но первые сообщения об истерических плясках появлялись уже с XI века.

Другой формой массовых психозов были истерические пляски, имевшие уже явные черты экстатических состояний и истерического транса. Первые сведения о них относятся к 1021 г., когда в Кольбиге 12 крестьян прервали богослужение танцами и криками, продолжавшимися несколько часов [Szczurowski, 1971]. В 1237 г. в Утрехте обрушился мост, в связи с тем что на нем находились 200 человек, одержимых истерической пляской; все эти люди утонули в Рейне.²

Здесь данные немного разнятся. Согласно классическому немецкому историку медицины XIX века, профессору Джастасу Хеккеру, инцидент на мосту в Утрехте имел место в 1278 году, в 17-ый день июня. А 1237 году произошел совсем другой случай танцевальной мании — ей оказались охвачены более ста детей в Эрфурте. Случай же около церкви женского монастыря Кольбига, что недалеко от Бернбурга, произошел по Хеккеру в 1027 году.³ Но в любом случае ясно, что эпизодические психозы возникали, когда никакой чумы еще не было.

Массовые пляски зародились в Германии в 1374 году, тоже сильно позже основной волны чумы (или того, что по инерции считается «чумой»). В начале года Рейн вышел из берегов, и связанные с этим бедствия усугубили и без того плачевное положение крестьян и городских бедняков. Верующие, как обычно, собрались в Аахене почтить Иоанна Крестителя, однако религиозные торжества неожиданно вылились в безумные истерические пляски.

Иштван Рат-Вег приводит запись в Большой бельгийской хронике (Magnum Chronicon Belgicum) от 1374 года, которая гласит: «В этом году в Аахен прибыли толпы диковинных людей и отсюда двинулись на Францию. Существа обоего пола, вдохновленные дьяволом, рука об руку танцевали на улицах, в домах, в церквах, прыгая и крича безо всякого стыда. Изнемогши от танцев, они жаловались на боль в груди и, утираясь платками, причитали, что лучше умереть. Наконец в Люттихе им удалось избавиться от заразы благодаря молитвам и благословениям».⁴

В Германии массовое умопомрачение быстро докатилось до Кельна, где танцевало 500 человек, Майнца, Трира. Видимо, именно тогда по всей Германии распространилось странное поверье, что всякий, кто спляшет перед статуей Св. Витта в его день (15 июня), будет пребывать в добром здравии весь год.

Через несколько месяцев эпидемия распространилась на запад. Одержимые танцоры захватили церкви в Маастрихте, Утрехте, Льеже, Генте, Тонгерене и других городах. Церковь считала, что это проделки дьявола, беснующиеся же обвиняли священников. В Маастрихте магистры запретили публичные танцы; в Льеже священники изгоняли демонов. Спустя пять-шесть месяцев истерия охватила Нидерланды, Бельгию и север Франции.

Группы больных, держась за руки, образовывали круг, который двигался по улицам, вращаясь и сопровождая свое движение самыми дикими танцами и прыжками. Больные находились в беспамятстве, бреде и галлюцинировали. В 1374 году в Кельне явилась толпа больных из Германии и перенесла эпидемию на левый берег Рейна, в Страсбург. Музыка, пение и церковная служба, много содействовали распространению этой эпидемии.⁵

На юге от Аахена улицы ныне французского, а тогда свободного имперского города Меца оказались заполнены множеством пляшущих людей. Одновременно на улицах плясало около 1500 человек. Издавая пронзительные вопли, с пеной на губах, они совершали дикие прыжки, не обращая внимания на толпы перепуганных людей, наблюдавших за ними. Танцевали они в основном у церквей и на кладбищах. Люди могли танцевать в течение многих часов в своем странном исступленном состоянии, пока не падали наземь в полном изнеможении. В этот момент они ничего вокруг не видели и не слышали, за исключением, быть может, тех, кого посещали религиозные видения. Служители Церкви объявляли их одержимыми дьяволом и пытались успокоить с помощью процедуры экзорцизма, то есть изгнания бесов. Но «одержимых» было слишком много. Иногда окружающие решали поддержать танцующих, и тогда они отплясывали под звуки музыки нанятых музыкантов. Музыка считалась лекарством. Эмпирически было выяснено, что спокойная музыка может иногда утихомирить безумцев.

Еще и сегодня некоторые врачи, следуя Парацельсу, назвавшему болезнь хореей (chorea sancti viti), ошибочно смешивают пляску Витта с болезнью Хантингтона — наследственной хореей. Это болезнь имеет схожую симптоматику, даже включая в некоторых случаях бред, навязчивые состояния и выраженные психические расстройства, но именно из-за ее наследственного характера (0,5-1 случай на 10 тыс. населения) она не могла распространиться настолько широко, как это случилось с пляской Витта, даже учитывая индуктивный потенциал подобных психозов.

Все были охвачены диким безумием танца, и в кульминационный момент религиозного экстаза танцорам казалось, что перед ними открывается небо и они видят бога. Такие зрелища оказывались заразительными для зрителей, которым быстро передавалось безумие плясок. Летописи сообщают, что в Кельне, Майнце и Страсбурге (например, в 1418 г.) истерическим пляскам были подвержены сотни и даже тысячи людей.²

	Брейгель Младший. Паломники в пляске св. Витта (Иоанна) идут к церкви в Моленбек, по гравюре Брейгеля Старшего от 1564 г.

Были вынуждены вмешаться и власти: «К 1418 году число людей, охваченных заразой, настолько возросло, что страсбургский совет решил заняться ими в официальном порядке. „Плясуны“ были объявлены больными, их свозили в Часовню Святого Витта, держали под надзором и ухаживали за ними».⁴

Впрочем, есть данные, что конкретно эти описания могут относиться к 1518 году, а в публикации Schiltern'а от 1698 году просто перепутана дата.⁵ Но в любом случае в XV веке описано достаточно эпидемий. Судорожные эпидемии охватили большую часть Западной Европы, на улицах и площадях тысячи возбужденных людей предавались безумным танцам и, уже не в силах остановиться, падали замертво. Зловещее, заразительное веселье передавалось от одного городского района к другому, от деревни к деревне, оставляя за собой бездыханные человеческие тела. Больные люди также обнаруживали большую чувствительность к музыке и к некоторым краскам. Психиатр Ольшанский отмечал: «красный цвет приводил их в неистовство; вода притягивала их к себе, вследствие чего многие больные бросались в воду и тонули».⁶ В этой статье профессора Ольшанского в словаре Брокгауза написано, что пляски охватили Испанию. Это, скорее всего, опечатка (должно быть — Италию) — в Испании истерические пляски случались значительно реже, также как в Португалии и Англии. В Шотландии и Ирландии упоминаний о них нет.

В Италии распространение подобной пляски сопровождалось уверенностью, что она сделает безопасным укус тарантула для тех, кто танцевал под музыку (возможно, тут влияние библейского учения Иисуса: «наступайте на скорпионов — не будет вам вреда»). Пляску стали назвать «тарантеллой». «Эта мания тарантеллы распространилась с необычайной быстротой по всей Италии и, вследствие поглощения ею огромного количества жертв, сделалась в полном смысле слова социальной язвой Италии».¹ Но итальянская пляска не была напрямую связана общей эпидемией, так как распространялась, наоборот, из Апулии, то есть с юга на север, и, по мнению некоторых ученых, могла быть вызвана другими причинами. На мой взгляд, они не учитывают идентичных симптомов, описанных для обеих видов плясок (возбуждение на красный цвет, прыжки в колодцы и др.), а также вообще не рассматривают того простого факта, что город Таранто в Апулии, давший название как пляске, так и самому тарантулу (именно так: местный «паук-волк» назван от города, потом название прижилось) — старинный крупный порт, куда и доставлялась рожь. «Рожь, выращенная в северной Италии к четырнадцатым и пятнадцатым столетиям, стала более важным компонентом пищи, когда венецианские и римские правительства начали импортировать ее из Балтии в кризис 1590-ых».⁷

Здесь самое время напомнить, что эрготизм — отравление спорыньей — имеет два клинических проявления: гангренозное (прообраз будущих голливудских зомби с отваливающимися руками, ногами и ушами) и конвульсивное (что обычно и считается «пляской Витта»). На мой взгляд, вопрос здесь сложнее, и пляска в тех случаях, когда она была не в виде сходных с эпилепсией спонтанных припадков, вполне могла быть вызвана как раз, наоборот, гангренозной или смешанной формой. И объясняется это просто: пляска имела двойственную природу, одни танцевали непосредственно из-за болезни, а другие — чтобы эту болезнь изгнать, поскольку верили в действенность такого метода. Сам же метод пляски, помимо того, что его индуцировали заболевшие конвульсивной формой, когда их дергания и судороги срабатывали, как «спусковой крючок», появился отчасти инстинктивно — как реакция на онемение конечностей на начальной стадии отравления. То есть плясали для того, чтобы разогнать кровь. Почему эрготизм принимает тот или иной вид, на сегодня еще не понятно. Предполагалось, что конвульсивный вариант связан с дефицитом витамина А в диете, но эта гипотеза пока еще не имеет прямых доказательств.⁸ Скорее всего, симптоматика эрготизма зависит от разного состава алкалоидов спорыньи в разных местностях и разным действием набора этих алкалоидов на конкретного человека. Впрочем, достаточно часто отравление имеет именно смешанную форму.

В Люксембурге в 1497 году напуганные жители, чтобы защититься от страшных плясок Витта, стали по методу «клин клином вышибают» выплясывать свой танец в честь местного святого Виллиброрда, основателя города, прося у него избавления от пляски Витта. На эти реликтовые пляски святого Виллиброрда можно посмотреть и сейчас — сопровождаемые незатейливой мелодией, исполняемой на скрипках, мандолинах, трубах и барабанах, они дожили до сегодняшнего дня и собирают в Эхтернахе каждый год множество туристов и паломников. Впрочем, более вероятно, что первоначально эта пляска и была пляской Витта, а ее новое название — просто эвфемизм. То есть воплощение именно той части пляски, которая не была связана со спонтанными конвульсиями.

С новой силой эпидемия разыгралась в XVI веке. Немецкий летописец сообщает, что в Страсбурге в 1518 году «сотни мужчин и женщин плясали и прыгали на рыночной площади, в переулках и на улицах. Многие по несколько дней ничего не ели, пока болезнь не затихала». В самом городе танцевало около 400 человек, большинство из которых умерло от сердечных приступов или от истощения. Но мания охватила не только Страсбург: «сумасшедшие плясуны св. Витта танцевали по всему Эльзасу»⁹. Безумие часто возвращалось на уже «обжитые» им места. Маастрихт, Трир, Цюрих и Страсбург подвергались танцевальным эпидемиям не по одному разу. С конца 1374 года до 1518 в Европе прошло примерно десять таких эпидемий.¹⁰

Танцоры, как в бреду, часами совершали дикие прыжки, не замечая ничего вокруг. Часто это состояние напоминало эпилептические припадки. Люди падали на землю с пеной у рта, а затем внезапно вскакивали и принимались нелепо приплясывать, пронзительно выкрикивая имена воображаемых духов, при этом у них появлялись галлюцинации. Основным способом лечения безумия оставались, как водится, только истовая молитва, покаяние, целование креста и скрупулезное отправление всех церковных обрядов. Парацельс, почти предугадав концепцию «установки», объяснял причины пляски святого Витта тем, что полученные ребенком впечатления от слышанного и виденного бессознательно действуют на его фантазию и вызывают необычное поведение. Лечение же болезни он предлагал вполне соответствующее средневековой ментальности — сделать восковую куклу, усилием мысли сконцентрировать в ней все свои богохульства и грехи и сжечь ее. Также он рекомендовал голодовку и холодную воду. Последнего, впрочем, он мог и не предлагать — одержимые пляской люди зачастую рвались в воду сами. Они «вырывали себе полностью все волосы с воем и скрежетанием зубов, а нередко... в состоянии безумия они заканчивали жизнь самоубийством, что было типично для этих нечастных существ, прыгая в колодцы»³. Полагаю, эти часто упоминаемые прыжки в воду вполне можно было бы объяснить желанием погасить мучающий больного «огонь св. Антония». Власти пытались пресекать подобные пляски, но они продолжались на протяжении нескольких столетий.

«Исчезла так же внезапно, как и появилась» — так обычно заканчивается большинство описаний пляски Витта. Да никуда она не исчезла! Просто название сменилось. На сцену европейского балагана вышли конвульсионеры.

Не менее поразительны и эпидемии конвульсионерок. Вот, например, небольшая выдержка о средневековых конвульсионерках из Луи-Дебоннера:

«Представьте себе девушек, которые в определенные дни, а иногда после нескольких предчувствий внезапно впадают в трепет, дрожь, судороги и зевоту; они падают на землю, и им подкладывают при этом заранее приготовленные тюфяки и подушки. Тогда с ними начинаются большие волнения: они катаются по полу, терзают и бьют себя; их голова вращается с крайней быстротой, их глаза то закатываются, то закрываются, их язык то выходит наружу, то втягивается внутрь, заполняя глотку. Желудок и нижняя часть живота вздуваются, они лают, как собаки, или поют, как петухи; страдая от удушья эти несчастные стонут, кричат и свистят; по всем членам у них пробегают судороги; они вдруг устремляются в одну сторону, затем бросаются в другую; начинают кувыркаться и производить движения, оскорбляющие скромность, принимают циничные позы, растягиваются, деревенеют и остаются в таком положении по часам и даже по целым дням; они на время становятся слепыми, немыми, параличными и ничего не чувствуют. Есть между ними и такие, у которых конвульсии носят характер свободных действий, а не бессознательных движений».¹

Малоизвестно, но тарантелла, похоже, — не единственный танец, спровоцированный пляской св. Витта. Как пишет доктор исторических наук Мери Хашба, пляска из Европы добралась и до Абхазии:

В древности целебное значение имел и танец. Так, с врачеванием связано у абхазов и происхождение танца «Атларчопа», который сопровождался одноименной песней. «Атларчопа» исполнялась при болезни «святого Витта», известной в народе как аршышра. Этой болезнью страдали молодые девушки. В пляске принимала участие и больная. Она выбирала юношу и пускалась с ним в пляс. Танцующие достигали стремительного темпа и очень часто девушка, не выдержав напряжения, падала без чувств. В таком состоянии она пребывала несколько часов, и болезнь покидала ее. В средние века в Европе и, в частности, в Италии и Германии, болезнь «святого Витта» лечили музыкой.¹¹

«Можно утверждать, что человечество либо все в целом, либо его группировки, сообщества, всегда находятся во власти той или иной психической эпидемии»¹², — писал в начале прошлого века основоположник гелиобиологии А.Л. Чижевский, пытаясь объяснить феномен психических эпидемий солнечными протуберанцами. Его ошибка в части «всего человечества в целом» прозрачна — он экстраполирует известную ему европейскую историю на весь мир. Но какие именно массовые психические эпидемии удалось ему обнаружить среди, скажем, аборигенов Австралии? Или цивилизации кхмеров? Или американских индейцев? Подобного массовым психическим эпидемиям в Европе у них не было, ибо там не выращивали рожь. Как завезли рожь в Америку — подобные пляски появились и там.

Пляски Витта вернулись в Европу в 18 веке. Вот описание академика Бехтерева, позаимствованное им у Луи Фурье:

Конвульсии Жанны, излечившейся на могиле Пари от истерической контрактуры в припадке судорог, послужили сигналом для новой пляски св. Витта, возродившейся вновь в центре Парижа в XVIII в. с бесконечными вариациями, одна мрачнее или смешнее другой.
Со всех частей города сбегались на Сен-Медарское кладбище, чтобы принять участие в кривляниях и подергиваниях. Здоровые и больные, все уверяли, что конвульсионируют, и конвульсионировали по-своему. Это был всемирный танец, настоящая тарантелла.
Вся площадь Сен-Медарского кладбища и соседних улиц была занята массой девушек, женщин, больных всех возрастов, конвульсионирующих как бы вперегонки друг с другом. Здесь мужчины бьются об землю, как настоящие эпилептики, в то время как другие немного дальше глотают камешки, кусочки стекла и даже горящие угли; там женщины ходят на голове с той степенью странности или цинизма, которая вообще совместима с такого рода упражнениями. В другом месте женщины, растянувшись во весь рост, приглашают зрителей ударять их по животу и бывают довольны только тогда, когда 10 или 12 мужчин обрушиваются на них зараз всей своей тяжестью.
Люди корчатся, кривляются и двигаются на тысячу различных ладов. Есть впрочем и более заученные конвульсии, напоминающие пантомимы и позы, в которых изображаются какие-нибудь религиозные мистерии, особенно же часто сцены из страданий Спасителя.
Среди всего этого нестройного шабаша слышатся только стон, пение, рев, свист, декламация, пророчество и мяуканье. Но преобладающую роль в этой эпидемии конвульсионеров играют танцы. Хором управляет духовное лицо, аббат Бешерон, который, чтоб быть на виду у всех, стоит на могиле¹.

О причинах психических эпидемий врачи долго не догадывались. Лекции французского физиолога Поля Реньяра, прочитанные им в Сорбонне в 1886 году и выпущенные в России три года спустя под названием «Умственные эпидемии», зачастую вызывают улыбку в части попыток объяснения. Например, причина истерического паралича предлагается такая: «это случается с людьми, которые рискуют спать при открытых окнах».* За подробным же описанием плясок конвульсионеров, «исцелений» их на кладбищах и могилах и, по выражению Реньяра, «омерзительными подробностями» выпивания ими гноя из почерневших сгнивших ног, отсылаю читателя к упомянутой работе, глава «Сен-Медарские явления»¹³. Сам Реньяр просит «брезгливых людей перевернуть страницу, не читая ее». На то, что истерия, как таковая, не может служить объяснением гангрены и «омертвевших ног с отваливающимися кусками мяса», он внимание не обращает, считая это, видимо, простым совпадением. Мы же вполне можем предположить, что имеем здесь дело, по крайней мере в некоторых эпизодах, со смешанной формой эрготизма. Ценность книги в том, что Реньяр пытается показать следующее: столь, на первый взгляд, несхожие между собой явления, как средневековая охота на ведьм, конвульсионеры, чудесные исцеления паралитиков начала XVIII века и пр. — это разные обличья одного и того же психического расстройства, которое, по его мнению, проще всего для краткости назвать истерией. Мы теперь можем к этому добавить кликушество, эпидемии «икотников», секты «прыгунов», квакеров, шейкеров, а также некоторые другие психопатологические феномены и назвать вероятную причину этой «истерии». Выяснение, здесь ли имеет корни знаменитый французский канкан и, в итоге, не менее знаменитый Мулен Руж, заведет нас, пожалуй, слишком далеко от темы.

В любом случае закончилась история «пляски», как обычно, фарсом. Святого Витта избрали своим покровителем балерины (ирония судьбы!) и актеры.

* При этом само наблюдение было верным — холод не является причиной, но провоцирует приступы у человека с хроническим отравлением спорыньей, приводя к ступору или «злой корче»

1. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни. СПб: Издание К.Л.Риккера, 1908. (http://psylib.org.ua/books/behtv01/index.htm)

2. Якубик, Анджей. Истерия. Методология. Теория. Психопатология. Перевод с польского. М.,1982. (http://www.psychiatry.ru/lib_show.php?id=39)

3. Justus Friedrich Carl Hecker, Benjamin Guy Babington, John Caius. The epidemics of the Middle Ages. Trubner, 1859. (http://books.google.ru/books?id=ibsaAAAAMAAJ&pg=PA90)

4. Рат-Вег, Иштван. Одержимые пляской // Комедия Книги. М.: Книга, 1987. (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Rat_Veg/28.php)

5. Backman, Eugene Louis. Religious dances in the Christian church and in popular medicine. Greenwood Press, 1977. p.235

6. Оршанский И.Г. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Петербург, 1890—1916. (http://ergotism.info/ru/ergot_brokgauz_1890_1916.htm)

7. Staff, Black C. Black, Christopher. Early Modern Italy: A Social History. Routledge, 2002 (http://books.google.ru/books?id=593VMVejez4C) p27.

8. Eadie, MJ. Convulsive ergotism: epidemics of the serotonin syndrome? Lancet Neurol. 2003 Jul;2(7):429-34. (http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/12849122)

9. Доддс, Э.Р. Греки и иррациональное. СПб., 2000. (http://ec-dejavu.ru/b/Bachannal.html)

10. John C. Waller. Endeavour. Volume 32, Issue 3, September 2008, Pages 117-121 (http://dx.doi.org/10.1016/j.endeavour.2008.05.001)

11. Хашба, М.М. Жанры абхазской народной песни. Сухум, 1983. (http://dp.abhazia.com/music.html)

12. Чижевский А.Л. Солнечные пятна и психозы. «Русско-немецкий медицинский журнал», март 1928.

13. Реньяр, Поль. Умственные эпидемии. Историко-психиатрические очерки. Издание Ф.Павленкова, 1889 год. Репринт M.: Emergency Exit, 2004. (http://psylib.org.ua/books/renya01/txt02.htm)

© Absentis 2004, updated