Absentis

Памятник Мигелю Сервету

Часть 2

Церковь и наука. Анатомия

Эх, забыл, забыл священник слова Святых Отцов: "Не по невежеству ставили мы низко науки, но из презрения к их совершенной бесполезности" (Евсевий, IV век). Но, как не забавно звучит в эпиграфе словоблудие отца Михаила, в каком-то смысле против "абстрактной" науки Церковь действительно не боролась. Только "абстрактная" наука - это что-то вроде "сферического коня в вакууме". Церковь сжигала не абстрактную науку, а вполне конкретных ученых. Проблема в том, что любые научные поиски рано или поздно входили в противоречие с  христианскими догмами. Можно сколько угодно заниматься "отвлеченной" математикой, но когда-нибудь неправильно подсчитать "ангелов на конце иглы", и сожгут не за математику, а за ересь. Можно пытаться избежать острых углов и "для удобства" представлять, как Кеплер, что планеты толкают ангелы, и даже свято поверить в это. Но это только до поры до времени, пока какой-нибудь демонолог не усмотрит в таком взгляде богохульства: "Мы тут, товарищ Кеплер, изо всех сил подсчитываем, сколько маленьких бесплотных ангелов на игле сидит, а вы утверждаете, что они планеты толкают, и что планеты большие? Нестыковочка. Такие мысли у вас наверняка от дьявола. Ведь всем известно, что звезды - это дырочки в твердом небосводе. Вы сомневаетесь в том, что небосвод твердый, как написано в Библии? Что Господь "распростер небеса, твердые, как литое зеркало" (Иов 37:18) А? Вот вам повестка в Святую Инквизицию".

Но и без всяких ангелов Иоганн Кеплер сам на острие иглы сидит - два из трех своих законов он опубликовал в 1609 г., и уже первый закон утверждал, что планеты вращаются вокруг Солнца по эллипсам.  А в 1616 Церковь запрещает книгу Коперника - через 73(!) года после ее издания. Плевать Церкви на систему Коперника (уже подправленную Кеплером), но уж очень надо дело Джордано Бруно "замазать", чтоб никто не докопался, что его сожгли за насмешки над Святой Евхаристией, а не за бредовую "множественность миров". Да и в будущем пригодится - Галилеев всяких приструнивать, которые опять своим атомизмом Евхаристию задевают. В этом случае отметим, кстати, что церковные догматы противоречат любому атомизму, в том числе и научному, то есть Церковь в деле Галилея при любом раскладе все равно выступала напрямую против науки, даже прикрыв евхаристический вопрос астрономическим - якобы все дело в том, что вокруг чего вертится. Так что зря наш диакон Кураев напрягается вслед за Пьетро Редонди, доказывая евхаристическую подоплеку дела Галилея - при любых причинах (и при евхаристической и при "официальной") этот процесс показывает, что Церковь и наука подружиться не могут.

А Кеплер тут, несмотря на такую обстановку, нарывается. В 1614 году он публикует свои выводы о Вифлеемской звезде - скользкая тема, Секко де Асколе за это уже сожгли, а затем Кеплер свой третий закон выдает - в 1619 году, уже после запрета книги Коперника. И ..ничего не происходит. Кеплера никто не сжигает. Для этого, правда, была серьезная причина - император очень ценил его астрологические услуги. Вторая причина - все "астрономические" дела суть лишь ширма для прикрытия более серьезных обвинений. Работы астронома в "Индекс запрещенных книг", конечно, попадали, как и книги большинства ученых - Лейбница, Декарта и т.д. А могли бы запросто и самого Кеплера сжечь, для поддержания официальной версии. Но Церковь уже чихать хотела на звезды, они далеко, а есть другие науки, которые куда как ближе. И здесь уже Церковь спуску не давала.

Церковь всегда резко протестовала против подобного "кощунства", как анатомия. Церковники вообще были против любых манипуляций с мертвым телом, несмотря на то, что сами подобным "кощунством" прославились, сакрализировав поклонение трупам в виде "святых мощей" и совершая издревле Евхаристию на гробах в полном противоречии с учением основателя, который утверждал, что "снаружи гроб кажется красивым, а внутри он полон костей мертвых и всякой нечистоты" (Мф. 23:27). Но первые христиане еще верили в реальное воскрешение физического тела, и подкармливали трупы умерших единоверцев молоком и медом через специальные дырочки. Потом богословы объяснили заблудшим овцам, что именно имел в виду Основатель, говоря "пусть мертвые хоронят своих мертвецов", и христианам стали ясны и другие слова Иисуса: "Где труп, там соберутся и орлы". Орлы слетелись на мертвечину...

Так как религия обещала воскрешение плоти, тела поначалу пытались сохранить. "Для сохранения тел усопших (речь идет о великих мира сего) в нос вливали ртуть, все естественные отверстия затыкали тампонами, пропитанными пахучими веществами, которые, как считалось, предохраняли от разложения, и бальзамировали лицо. Когда тело надо было перевозить на большие расстояния, из него вынимали внутренности, труп начиняли миром, алоэ и другими ароматическими веществами, а затем зашивали. Религия обещала воскрешение плоти". (Жак ле Гофф "Цивилизация средневекового Запада"). Во время Крестовых походов, чтобы облегчить доставку останков на родину для надлежащего погребения, в обычную практику вошло "высушивать" человеческие кости. Эта "варка трупов" приобрела очень широкое распространение.

 "Тела знатных лиц, скончавшихся вдали от отечества, расчленяли и вываривали до тех пор, пока плоть не отделялась от костей, после чего последние очищали и отправляли в ларце на родину для торжественного погребения, внутренности же и декокт хоронили на месте" (И. Хейзинга "Осень Средневековья"). Хоронили или нет "внутренности и декокт (отвар, бульончик)", мы здесь рассматривать не будем, отметим лишь многочисленные сообщения о продаже во времена крестовых походов вареного человеческого мяса (Дрэпер, Поньон, Ле Гофф и др.). Сами крестоносцы, как известно, предпочитали человеческое мясо в жаренном виде.

Церкви метод "варки трупов" не нравился. Многие папы не только порицали такие действия с мертвым телом, но и прилагали все усилия, чтобы прекратить их. Папа Бонифаций VIII даже издал буллу «De sepulturis», клеймя "отвратительное злоупотребление, коему все еще неразумно следуют иные верующие, полагаясь на некий ужасный обычай". Более всего вскрытиям тел препятствовали папы Иннокентий III, уже упомянутый Бонифаций VIII, и Сикст IX. Они угрожали отлучить от Церкви любого, кто "рассекает тело человеческое или иссушает кости".  Однако "этот запрет практически не распространялся на рыцарей, погибших на Ближнем Востоке во время крестовых походов" (М. Арапов. Медицина и медицинское образование). Еще исключение из правила: Церковь не только не возражала, но и настаивала на кесаревом сечении в случае смерти беременной женщины. Но основано это было на сугубо теологических причинах - "чтобы спасти душу нерожденного ребенка". Несмотря на то, что папы не признавали вскрытий, они не возражали против изучения опытными физиологами смертельных ран. "Несмотря на то, что некропсия часто не была необходима в подобных случаях, некоторое количество анатомических вскрытий все-таки совершалось". Подобное изучение обычно позволялось в случае смерти при загадочных обстоятельствах в высших церковных и светских кругах. Некоторым анатомам везло больше - например сицилийский король Фридрих II, говоривший и писавший на шести языках, изучавший Аристотеля и труды ученых Востока и сам писавший труды по естествознанию, в 1238 г. дал своим университетам (Салернскому, Неаполитанскому и др.) разрешение вскрывать человеческий труп, правда, всего лишь один раз в 5 лет. Еще одно ограничение - в своих работах нельзя противоречить одобренному Церковью Галену. Учение Галена стало традицией, практически церковной догмой, и считалось, что к нему ничего нельзя добавить и ничего нельзя в нем изменить. За 13 веков после смерти Галена не появилось ни одного существенного исследования строения человеческого тела.

В этой нише между разрешением и запретом и работал крупнейший врач и анатом средневековья Андреа Везалий (1514—1564 гг.). Он опубликовал в Брюсселе атлас анатомии человека, часть рисунков в котором выполнил Тициан. Везалий впервые предположил, что мозг и нервы (а не сердце) являются вместилищем разума. Помимо многих анатомических открытий, Везалий прославился своими исследованиями системы кровообращения, чем подготовил почву для открытий Сервета. Везалий первым заявил, что сообщения между правым и левым желудочком не существует. Но это дерзкое покушение на освященный Церковью авторитет Галена он обставляет всевозможными предосторожностями. Он рассыпается в похвалах "божественному мужу" (Галену), торжественно признает истину его открытий, наряду с этим выражает сомнение в их точности и, в конце концов, насчитывает у него более двухсот ошибок. Тем не менее, Везалий не избежал свирепых нападок со стороны поклонников древности; так, Сильвий, знаменитый в свое время анатом и учитель Везалия, назвает его "Везанус", что означает - безумный, и величает его "гордецом, нечестивцем, клеветником, перебежчиком, чудовищем, нечистое дыхание которого отравляет Европу", - все за непочтительное отношение к Галену (1).

Особый же гнев церковников вызвало то, что Везалий пересчитал ребра у человека. Мужские скелеты, конечно, и до него видели, но никто пересчитывать ребра просто не смел, да и для чего - ведь в Священном писании черным по белому сказано... Даже если кто-то и видел симметрию, то благоговейно закрывал глаза, считая одинаковое количество ребер дьявольским наваждением. Везалий же не постеснялся ехидно написать: "Мнение черни, будто мужчины на одной стороне лишены какого-то ребра и женщина в числе ребер превосходит мужчину на одно ребро, совершенно смешно, хотя Моисей сохранил предание, будто Ева создана Богом из ребра Адама". Я уж не говорю о развенчании анатомом другого бреда церковников о наличии в скелете человека особой "несгораемой" и "неуничтожимой" косточки, с помощью которой человек должен воскреснуть в день страшного суда, чтобы предстать перед Господом. Церковники посчитали врача антихристом, и с тех пор вокруг Везалия ходило много страшных легенд. В новелле Бореля он выступает своеобразным наследником сказочного злодея Синей Бороды.

Но за все эти "богохульства" врача все же никто не сжег, хотя испанская Инквизиция однажды приговорила его к смерти, и врач был спасен только благодаря заступничеству Филиппа II - смертная казнь была заменена паломничеством ко Гробу Господню. Так что смерть Везалия при кораблекрушении косвенно явилась следствием приговора Инквизиции, отправившей ученого в это путешествие. Наверняка, христиане увидели в этом "Карающую Длань Господа". Впрочем обычные слова из энциклопедий "погиб при кораблекрушении" истине не соответствуют.

Сервет

 Ученик и друг Везалия, испанский мыслитель, врач Мигель Сервет, изучал вместе с ним анатомию, параллельно увлекаясь богословием (после встречи в Германии с Мартином Лютером). Его занимал, между прочим, интересный вопрос о местонахождении души, которая, по его представлениям, находилась в крови. Впрочем, как это и описано в Ветхом Завете. Верующий Сервет против Бога не шел. Кровь для Сервета - жизненный дух, душа. И Сервет попытался дать представление о крови как обиталище души, впервые в Европе описал малый круг кровообращения (через легкие, где кровь меняет свой цвет), открытый им в опытах над собаками,  и предугадал его физиологический смысл. Тем самым он опять же покусился на основу основ - освященное церковью учение Галена.  По Галену печень ответственна за кровообращение человека, сердце тут не причем. "От печени берет свое начало жидкость Жизни".

Но раньше Сервет допустил еще одну ошибку, выпустив два трактата с критикой догмата о троичности "О тринитарных заблуждениях" (De trinitatis erroribus, 1531) и "Диалоги о Троице" (Dialogi de trinitate,1532). Антитринитарные взгляды Сервета вызвали протест как в католическом, так и в протестантском мире, и он был вынужден скрываться, приняв имя Михаила Виллановануса (Мишель Вильнев), по имени своего родного города. Проблем с жизнью и с перемещениями Сервет под новым именем никаких не испытывает. После 1532 г. он поселяется в Лионе и в течение 3 лет работает в типографии Трехзелей. В этот период он пишет комментарии к новому изданию «Географии» Птолемея, в котором, в частности, восстанавливает забытый приоритет Колумба в открытии Нового света. В 1535-38 гг. изучает медицину в Парижском университете. После 1540 г. становится личным врачом архиепископа Пьера Пальмье во Вьенне.

И вот в 1553 г. во Вьенне анонимно выходит главный труд Сервета "Восстановление христианства" (Christianismi restitutio), излагающий основы его исследований. По Сервету кровь это душа плоти - anima ipsa est sanguis. Мозгу, как вместилищу души, Сервет отказывает: "ясно, что мягкая масса мозга не место для рациональной души, поскольку он холоден и бесчувственен" (и действительно, душа и мозг мало совместимы:-). "Жизненный дух берет свое начало в левом сердечном желудочке, при этом ... путь крови вовсе не пролегает через перегородку сердца, как принято думать, а чрезвычайно искусным образом гонится другим путем из правого сердечного желудочка в легкие", - писал он в книге "Восстановление христианства".

Таким образом Сервет дал прекрасное описание малого круга кровообращения, опровергнув теорию Галена о переходе крови из левой половины сердца в правую, через небольшие отверстия в перегородке предсердий. "Если кто-нибудь сравнит эти вещи с теми, о которых Гален написал в книгах VI и VII, "De usu partium", то он полностью поймет ту правду, которая осталась неизвестна Галену" - не стесняясь, писал Сервет. (Christianismi Restitutio http://www.godglorified.com/christianismi_restitutio.htm).

Кальвин

КАЛЬВИН (Calvin, Calvinus), Koвен (Couvin) Жан (1509—1564) — один из деятелей Реформации, основатель кальвинизма. Родился в Нойоне, Сев. Франция. Изучал теологию, искусство и право в лучших учебных заведениях Парижа и Орлеана. Находился под влиянием идей христианского гуманизма. (Кальвинистская энциклопедия. Теолого-философский словарь кальвиниста-реформата)

В Женеве, где Кальвин оказался проездом в 1536 г., его уговорил остаться французский протестантский проповедник Гийом Фарель, возглавлявший там протестантскую партию. Фарель понимал, что один он долго в Женеве не протянет. Его боялись и ненавидели, однажды его жестоко избили на одном из открытых собраний, в него даже стреляли, а тазы с помоями  на голову проходившего мимо Фареля выливались регулярно. Память у проповедника была хорошая, он ничего не забыл, он - отомстит. Послушав жесткие речи Кальвина,  Фарель понял - именно этот молодой реформатор нужен "разлагающейся" Женеве. Как Кальвин вспоминал позже, Фарель вскричал: "Именем Бога Всемогущего говорю тебе: если ты здесь не останешься, Он проклянет тебя..." Кальвин остался. Вскоре он стал признанным лидером в этом городе-государстве.

Кальвин   выдвинул план организации женевской церкви и программу религиозно-нравственного воспитания горожан. Он добивался, чтобы новая церковь следила за религиозными и общественными нравами жителей города, а светские власти выполняли предписания церкви. Для Кальвина все граждане Женевы автоматически являлись членами церкви, если только в общине правильно проповедуется Слово и правильно совершается таинство. Слово он проповедовал правильно, таинства, как ему казалось, тоже совершал правильно. Что еще требуется? А если кто-то не делался святым - его следовало заставить стать таковым. Постепенно город потерял свое обычное лицо, и вместо прежней шумной веселости в нем водворяется почти монастырская тишина. Все регламентировалось до мелочей, за выполнением предписаний тщательно следили старейшины, ибо нарушители обязательно должны были наказываться. Как то Фарель, например, дал приказ бить кнутом девочек 13 и 15 лет за то, что те вплели яркие бантики в косы. Друзья перестарались и окончательно достали весь город. Через два года, 11 марта 1538 года, противникам Кальвина и Фареля удалось уговорить совет выпустить постановление, запрещавшее всем проповедникам, в особенности же обоим реформаторам, "вмешиваться в дела государственной власти". Причем друзья чудом избежали "кровавой бани". Совет потребовал от них отслужить пасхальную литургию по слегка измененному католическому обряду - бернское причастие пресным хлебом. "Пьяницам, блудникам, убийцам Тела и Крови Господа не отдам на поругание" - кричал возмущенный Кальвин в соборе св. Петра. Его чуть не убили и испугали основательно. В результате Кальвина из Женевы изгнали. Вместе с Фарелем. "При одной мысли о возвращении в Женеву я содрогаюсь от ужаса… Из какой бездны извлек меня Господь!" - напишет Кальвин потом в Страсбурге.

 Но Великий Реформатор оставил Женеву не надолго - еще через три года погрязший в распрях без сильного и волевого лидера и уставший от противостояния католической церкви, пытающейся вернуть Женеву в свое лоно, женевский городской совет свое мнение переменил и написал страсбургскому совету: "Бедствием для нас величайшим был уход наших двух проповедников (имеется в виду Кальвин и Фарель), потому что с того дня, как они ушли, мы уже ничего не видим, кроме междоусобиц, предательств, убийств и разрушения всего гражданского порядка". Кальвина с трудом уговорили вернуться в Женеву. Утром 13 сентября 1541 г. мэтр Кальвин в сопровождении почетного глашатая и всего женевского магистрата въехал на коне в те самые Корнавенские ворота, из которых три года назад выехал изгнанником. Кальвин еще напуган, для него еще "нет на земле места страшнее, чем Женева". Этот страх, как страху и положено, породит репрессии, и Кальвин создаст место, "страшнее, чем Женева" - это будет "Женева по Кальвину"...

Педантично и последовательно продолжил Кальвин дело насаждения евангельской нравственности и дисциплины в женевском обществе, дабы средневековый город-государство стал Церковью Христовой. В то время в Женеве был в силе кодекс императора Карла V от 1532 года, так называемая «Каролина», но Кальвин решил, что этого недостаточно, так как он без лишней скромности уже считал себя "докой" в христианских "истинах". "Я постараюсь быть как можно более кратким в вопросах, не требующих длительных рассуждений, учитывая, что я в значительной мере постиг все догматы христианской веры." - писал он в предисловие к французскому изданию 1545 года «Наставлений в христианской вере». И с этого года с легкой руки "знатока христианских догматов" количество казней неумолимо возрастает. Знаменитый в Женеве купец идет на эшафот за прелюбодеяние, муж и жена, осужденные  во время чумы за колдовство и сеяние "черной смерти" - на костер и т.д. Уже в начале 1545 г. число обвиняемых в колдовстве, союзе с дьяволом и распространении "заразы" в Женеве так возросло, что тюремный смотритель докладывал совету, что не может больше принимать обвиняемых. Только в период с 17 февраля до 15 мая того же года в Женеве было казнено 34 таких "отравителя". Многие заключенные умирали под пыткой, а порой сами лишали себя жизни "по внушению сатаны", как гласят протоколы. Ведьм сжигали на кострах, а колдунов казнили "с еще большей строгостью". Что скрывается за этой фразой, мы сейчас уже, наверное, не узнаем.

О своих успехах о борьбе с женевскими бесами Кальвин регулярно пишет Фарелю. Бывший наставник, ненавидящий Женеву, радуется, что может чужими руками отомстить городу за все унижения.  "Если только он вернется к нам, мы возблагодарим Бога за то, что Он вывел нас из тьмы в чудный Свой свет" - писал женевский совет о Кальвине в Страсбург  в 1540 г. Совет давно пожалел об этом, но сделать уже ничего было нельзя. "Чудный свет" реформатора разгорелся уже не на шутку, и в 1546 г. сам совет почти в полном составе был приговорен к публичному покаянию за участие в танцах.

Церковный устав Кальвина был навязан народу Женевы и начал претворяться в жизнь с дотошностью, ибо Кальвин лично вникал в каждую мелочь городского управления. Были регламентированы правила приличия, даже цвет и фасон костюмов, установлен максимум блюд на пирах, запрещен громкий смех на улице, песни. Кальвин издал новый литургический порядок и Катехизис, в котором заявил: "Мы не отыскали песен, более пригодных для поклонения Богу и более удобных в употреблении, чем псалмы Давида, порожденные и изреченные Святым Духом". Либертинца Жака Грюэ, написавшего открытый протест против Кальвина в 1547 г., беспощадно пытали в течение целого месяца, каждое утро и вечер, и последний женевский борец за свободу в страшных муках только молил палачей: "Убейте, убейте меня". Ему, наконец, "пошли навстречу", и 26 июля он был обезглавлен на Шампельском поле. Так поборник "идей христианского гуманизма" (см. ст. энциклопедии выше) окончательно установил в Женеве религиозную диктатуру. Вскоре Кальвина начнут называть "женевским папой".

Вот в такой Женеве окажется в 1553 г. Мигель Сервет.

Неуловимый Джо

Неуловимый Джо из анекдота был неуловим, потому что никому на хрен был не нужен. Как и Сервет со своей Троицей. То есть если бы сам под горячую руку попался, то сожгли бы, конечно. Но серьезно его никто не искал. Книга Сервета «Об ошибках троичности» вышла за 22 года до его казни, но все энциклопедии утверждают - сожгли за антитринитарность. А написавший "богохульную" книжку о Троице Сервет тем временем спокойно пребывает личным врачом архиепископа Пьера Пальмье во Вьенне. Правда Сервет сменил имя, и теперь зовется Михаилом Вилланованусом (Мишель Вильнев, M. de Villeneufve), что, однако, ему никак не мешает переписываться с оппонентами и с самим Кальвином. Сервет посылает Кальвину рукописи своих трудов, пишет свои замечания о книге Кальвина.

Сервет встречался  с Кальвином во Франции в 1534 г., позже они переписывались. Обращаю внимание - встречались они уже после обеих книг Сервета о Троице, и это Кальвина никак не "напрягло". "Переписка с Кальвином, которую Сервет ведет в течение нескольких лет, выявляет полное несогласие их во взглядах" - сообщает энциклопедия (2). Да полноте! Двенадцать лет переписываться с автором трактата "Об ошибках Троицы", чтобы, наконец, понять, что автор против Троицы? Или Кальвин полный имбецил?

Хорошо ли Сервет замаскировался под своим новым именем? Стоило выпустить выпустить в 1553 году "Chistianismi Restitutio", так его тут же нашли, когда понадобился, по инициалам на обложке M. S. V. Это, конечно, Кальвин постарался, заложив ученого с потрохами, но за Троицу ли? Что касается конкретно антитринитарной ереси, Мак-Нейл пишет: "Кальвин охотно принимал других людей, весьма далеких от тринитарной ортодоксии. Но по отношению к Сервету он был безжалостным" (Fisk. Calnnistic Paths Retraced. P. 116). Почему же? Потому что Сервету пришли в голову новые мысли, куда более опасные для Церкви, о чем мы можем узнать от самого Кальвина.

За семь лет до ареста врача, 13 февраля 1546 года (через 15 лет после книги о Троице!), Кальвин пишет своему другу Фарелю: «Недавно я получил от Сервета письмо с таким набором бредовых измышлений и хвастливых заявлений, которые меня просто поразили и которых я раньше никогда не слышал". В этом же письме Кальвин за такие новые (!) "поразительные мысли" выносит Сервету заочный смертный приговор: если тот вздумает приехать в Женеву, то "я, - пишет Кальвин, - не намерен ручаться за его безопасность, ибо если он приедет, я не позволю ему уехать отсюда живым, если, конечно, мой авторитет имеет хоть какой-то вес" (Henry С. Sheldon. History of the Christian Church.. Vol. 3 (Hendrickson Publishing, Inc. Edition, Second Printing, 1994). P. 159, Ш).

Кальвин, как мы видим, оказался человеком слова. Сказал  убью - и убил. Но тогда, в 1546 г., Великий Реформатор еще готов просто ждать, как паук в паутине, не предпринимая активных действий, а спустя еще семь лет, в 1553 г., происходит то, чего он боялся - Сервет издает новую книгу, "Возрождение Христианства". Не мысли о Троице (этому вопросу посвящены только первые две главы книги) пугают Кальвина - а дальнейшие рассуждения о кровообращении. Кальвин понимает, что действовать надо быстро, пока еще никто не понял, чем книга Сервета опасна. К тому же "женевский папа" напуган тем, что три десятка своих писем Кальвину Сервет включил в эту книгу. И Кальвин доносит на Сервета во французскую Инквизицию.

Вероятно, принять такое решение ему было ох как нелегко. В это время не было ни одного дня в году, чтобы в каком-то городе Франции не вспыхивал костер, на котором сжигали гугенота. Такая ситуация будет продолжаться еще долго, через восемь лет Кальвин напишет Буллингеру в Цюрих: "Это невероятно, с каким усердием наши друзья посвящают себя распространению Евангелия. Как другие теснятся вокруг папы, чтобы получить выгодное место, так эти рвутся взять на себя крест... Они оспаривают друг у друга самые опасные посты. Я указываю им на жестокий эдикт, повелевающий истреблять все дома, придерживающиеся новой веры, я напоминаю им, что более чем в 20 городах верующие были перебиты чернью. Но ничто не может удержать их".  А за восемь лет до того, в 1545 г. 3 города и 22 деревни, населенные вальденсами, были совершенно истреблены. Это действительно была кровавая пора. Папская Инквизиция ненавидела протестантов, протестанты платили ей тем же, но реформатор Кальвин  в деле Мигеля Сервета не видит иного выхода, как пойти на сотрудничество с католической инквизицией в преследовании злостного врага всего христианства.

В феврале 1553 г. через своего ученика Гильома де Три Кальвин передает католической Святейшей Инквизиции собственноручные письмо и заметки Сервета, и вскоре донос со всеми обличающими материалами ложится на стол главного инквизитора Франции, доминиканца Матье Ори. Главный инквизитор знакомится с материалами и приходит в ужас. "Неуловимого" Сервета тут же находят и препровождают в тюрьму, ...из которой Сервету удается каким-то чудом бежать. Мы сейчас не знаем как, то ли, как считается, стражники любили его как человека добрейшей души и искуснейшего врача и были невнимательны, то ли...

По общепринятой версии, Сервет, успешно избежав рук французской католической инквизиции, по-видимому, пытался найти убежище в Неаполе.  Неясно, как он оказался в Женеве, которая вовсе не лежит на пути в Неаполь, и еще более неясно, почему он оставался там в течение целого месяца, прекрасно зная об отношении Кальвина к себе и о его доносе в инквизицию. Может, вообще все история с его побегом - миф, а на самом деле папская Инквизиция сама доставила ученого в Женеву, зная что Кальвин живым его не выпустит? Не смотря на явную спекулятивность такой мысли, резон в этом мог быть - главный Инквизитор Матье Ори мог испугаться, что на слушаниях причины ареста могут всплыть, и сами инквизиторы узнают то, что им знать не положено. А Кальвин, как "друг Сервета", мог того уговорить не болтать лишнего или вообще ввести самого Сервета в заблуждение по поводу причин его "ереси". Что, похоже, ему и удалось (я имею в ввиду отсутствие уже довольно традиционного железного или деревянного кляпа при казни, или, на худой конец, вырывания клещами языка - не понадобилось)*.

Но не будем гадать, важен сам факт, будем придерживаться общепринятого мнения: Сервету (с Божией помощью, заклинаниями шаманов и т.п.) удалось ускользнуть из лап Святой Инквизиции - редкий случай. Инквизиция кусает локти, а Королевский суд даже в отсутствие Сервета приговаривает его к казни через сожжение на медленном огне, и приговор за неимением еретика приводится в исполнение над его изображением и, конечно же,  книгами. Сам Сервет, по официальной версии событий, был арестован в Женеве 13 августа 1553 г. во время служения в церкви Св. Магдалины, где его, слушавшего проповедь, опознали и донесли о нем Кальвину. Только вот кто именно опознал Сервета в Женеве? По более распространенной версии его опознал сам Кальвин, который там и читал проповедь в этот момент. Но свою встречу с Серветом во Франции в 1534 году, о которой я упоминал выше, Кальвин всегда отрицал и, соответственно, не должен был знать, как Сервет выглядит.

Как бы то ни было, Сервет снова был арестован, и Кальвин выступил его обвинителем. Ученый будет сожжен протестантами на том самом медленном огне, к которому его приговорила папская инквизиция.

 Обвинения

Были ли у Кальвина какие-то юридические оправдания для приговора Мигеля Сервета к смертной казни? В Женеве Сервет своих мыслей никак не высказывал: "Религиозные взгляды Сервета не публиковали и никаким другим способом не предавали гласности на территории Женевы. Тем самым у женевского правительства не было ни малейших правовых оснований для его ареста, тюремного заключения, пыток и приговора к смертной казни" (Fisk. Calvinistic Paths Retraced. P. 116).

Юридические нормы на процессах в Швейцарии традиционно всегда почитались - достаточно вспомнить о судах над над майскими жуками, прошедшие в Лозанне за 70  лет до того. Суд над жуками длился долгих два года, последовавшие позже суды над гусеницами в той же Лозанне, мышами в Глурнсе (1519 г.) и пиявками проходили также очень серьезно, защиту животных выполнял специальный адвокат. Однако  Мигель Сервет - не какая то жалкая пиявка, а опасный враг христианства. Это у судимых там же мышей могут быть права, а какие такие могут быть права у ученого? И в случае Сервета соблюдение юридических норм заботит Кальвина меньше всего. Более того - он идет на подлог, приписывая Сервету выдуманные преступления. Основное обвинение, предъявленное Сервету - это ересь, но среди 30 пунктов этого обвинения, были и заведомо ложные, например, обвинения в безнравственном образе жизни и совращении молодежи. Но даже такое пристрастное судилище в ходе процесса почти от всех обвинений вынуждено отказаться из за их явной притянутости за уши. Результат  -  от первоначальных 30 обвинений, осталось всего два: антитринитарианство и несогласие с крещением младенцев.

 Основной упор делается на Троицу. Так теперь в большинстве энциклопедий и пишут "Сервет казнен за антитринитарнанство". Отрицание Троицы действительно рассматривалось как серьезная ересь, и добром такие высказывания не заканчивались. Но, несмотря на вполне прогнозируемые последствия, еретиков всегда хватало. Так, Иоганн Денк († 1527) и Себастиан Франк († 1543) отвергали значение исторического Христа, Конрад Вюртембергский († 1529) и Людвиг Гецер († 1528) видели во Христе лишь преисполненного божественного духа человека. Большинство антитринитариев было казнено. Тем не менее антитринитарии (впоследствии названные унитариями) распространились в Италии, но после жестоких преследований и скитаний они осели в Польше и Трансильвании, где вскоре возникла секта социнаин, названная по имени ее основателя Фауста Социна († 1604). Так что обвинения в антитринитарности удобны, лишних вопросов не вызывают. Отметим существенный момент - двадцатью годами раньше тот самый друг и наставник Кальвина Фарель, которому "женевский папа" писал о намерении уничтожить Сервета, сам был обвинен в отрицании Троицы.

Впрочем, еще одну причину, красной нитью проходящую через сожжения еретиков, и которой, похоже, никто не замечает, Кальвин не скрывал: "Сервет добавляет, что таинства Иисуса Христа даны нам в напоминание" - пишет Кальвин, - "дабы каждый помнил о том..." Кальвинисты сейчас считаются единственными христианами,  рассматривающими евхаристию именно как напоминание, а не воспринимающими ее буквально, как мясо и кровь, а они, оказывается, просто невнимательно читали, что их идейный отец ответил Сервету на аналогичный взгляд: "Я отвечу на это, что эти выдумки, взятые им из собственной головы, не заслуживают опровержения". (Наставление в христианской вере. Жан Кальвин. Том 3. Книга IV. Издательство Российского Государственного Гуманитарного Университета, 1999)

Вот так, оказывается Сервет для кучи разложил те самые грабли, на которые потом наступит Бруно и Галилей. Тема Мяса и Крови Христовых была всегда самой болезненной для христиан. И непростительной ошибкой для любого еретика было даже чихнуть про это. Одним из главных обвинений против Яна Гуса было то, что он поддался влиянию учения Виклиффа о Евхаристии. Яна Гуса сожгли еще в 1415-ом, а Иеронима Пражского год спустя. О чем только Сервет думал? За одно это костер был бы уже обеспечен, по крайней мере католиками и лютеранами. Впрочем, основная причина "охоты на Сервета" (а не официальных обвинений) была еще серьезней. И Кальвин не использует возможность обвинить Сервета в уже привычной "евхаристической ереси". Это уже не времена Виклиффа и Яна Гуса, и Церковь прямые обвинения в "неправильном" отношении к Святой Евхаристии почему то предпочитает скрывать. Почему? Это вопрос для отдельного исследования. В деле же Сервета Кальвин попытается увести ход процесса подальше от таких скользких вопросов, как Евхаристия и также от того, что в действительности являлось причиной ареста ученого. Впрочем, эта, основная, причина была так тесно переплетена с христианским евхаристическим каннибализмом, что нежелание Кальвина использовать то обвинение, которое само шло в руки, взамен 30 выдуманных, становится понятно.

Процесс

По собственному признанию Кальвина, он принял решение приговорить Сервета к смертной казни еще до суда над ним, и добился этого. Из за взглядов ли Сервета на Троицу двадцатилетней давности Кальвин причислил ученого к числу злейших врагов христианской религии? А уничтожить Сервета Великому Реформатору нужно обязательно.

У Кальвина есть запасной выход - если даже Сервета не удастся убить ему, ученый будет выдан Инквизиции города Виенна, где тот уже был заочно приговорен к смерти. Виенская Инквизиция уже благоразумно подстраховала Кальвина, прислав в Женеву требование выдачи Сервета для исполнения приговора. Но такое тесное сотрудничество злейших на тот момент врагов может вызвать ненужные кривотолки, и Кальвин не теряет надежды справится своими силами:

 "Я надеюсь, что Сервет будет осужден на смерть"(3), — пишет Кальвин своему другу Фарелю 26 августа 1553 г., за два месяца до сожжения Сервета, хотя в своих работах он не раз писал о недопущении насилия в духовных вопросах. Но это был слишком духовный вопрос.

Тем временем Кальвина ждут очередные проблемы при выполнении его святой миссии - даже его ручной Женевский совет, понимая надуманность обвинений, не может решиться на окончательное вынесение приговора и запрашивает мнение об ортодоксальности воззрений Сервета в других протестантских городах. Неизвестно, как Кальвин лоббирует решение этой проблемы, но известен результат: "Бог да подаст вам силу истребить чуму в вашей церкви", - ответил Берн. Ответы из Цюриха, Базеля и других городов были аналогичны. После этого суд Женевы уже без колебаний приговаривает Сервета к смерти через сожжение. Но это тоже не устраивает Кальвина!

"Я пытался изменить род казни, но тщетно" (3), — переживает Кальвин в письме Фарелю, который также с нетерпением ожидает вынесения приговора, чтобы приехать на казнь Сервета и лично проследить, чтобы все прошло, как надо. Неужели Кальвин вдруг смилостивился и решил быть более милосердным? Как бы не так, причина была не в этом. "Изменить род казни" - означает замену костра на "отрубление головы". Но отнюдь не из желания сделать казнь более "милосердной". Кальвину почти удалось задуманное, и в новом обвинительном акте, составленном по решению магистрата светским прокурором, Сервет признавался уже не еретиком, а богохульником и мятежником и подлежал смерти в соответствии с законодательством Грациана и Феодосия. Но в результате это показалось уже слишком даже магистрату, так как оснований для гражданских обвинения не было никаких. Объявление же Сервета еретиком опасно с другой стороны - доведенный до ручки Сервет, сидящий "в ужасной темнице без света и тепла, на голодном пайке и в антисанитарных условиях" (John F. Fulton. Michael Sen'etus: Humanist and Marti/r (New York, NY: Herbert, Reichner, 1953). P. 35),  уже готов признать себя еретиком и в чем угодно покаяться, а тогда по старому обычаю древней церкви Сервет будет требовать (и, позже, действительно требовал), чтобы его изгнали из города, как еретика. Ведь Сервет не ведьма, спящая с дьяволом, и такое изгнание в Женеве, где Сервет публично не выступал и не печатался, могло случится, так был изгнан, например, Себастьян Кастеллио. Этого, конечно, Кальвин не допустит, но его политические противники таким поводом для борьбы с "женевским папой", безусловно, воспользуются. Так что Кальвину приходится лавировать. В конце концов Сервета приговаривают как нераскаявшегося еретика к высшей мере наказания через сожжение согласно статье 106 кодекса "Каролины". Сам Сервет об этом, похоже, не знает.

Жан Кальвин действительно хотел, чтобы Сервета обезглавили. Этот вид казни использовался в случае гражданских преступлений, и Кальвину хотелось, чтобы дело выглядело гражданским, а не религиозным. Но для этого не было никаких оснований, поэтому от этой идеи пришлось отказаться (Fisk. Calvinistic Paths Retraced. P. 116).

Возражения и возможное недовольство скептиков охлаждает постулат Кальвина: "Тот, кто сомневается в справедливости приговора еретиков и богохульников к смертной казни, вольно или невольно разделяет с ними их вину" (Scliaff. History of the Christian Church. P. 22-23). Возрази-ка после этого - и ты следующий в очереди на костер. Кальвин также пишет в 1554 г. книгу "Защита правой веры во святую Троицу против чудовищных заблуждений М. Сервета", чтобы никто не сомневался в причине казни. И, на всякий случай, запасной вариант, статья по второму обвинению: "О том, что крещение младенцев полностью соответствует установлению Иисуса Христа и природе знака". Дымовая завеса опущена.

Кальвин никогда не только не сожалел о содеянном, но всегда продолжал гордиться своей ролью в деле Сервета. Через девять лет после казни Сервета (в 1562 году) он заявит: "Сервет получил по заслугам за свою ересь ... наш совет, по моему, правда, настоянию, но в соответствии с мнением нескольких церквей, положил конец его отвратительным богохульствам ... у потомков передо мной долг благодарности за то, что я очистил Церковь от такого вредного чудовища" (Schaff. History of the Christian Church. Vol. 3. P. 690-691).

Итак, Кальвин изо всех сил пытался скрыть истинные причины процесса и те "новые мысли Сервета", которые так поразили его за семь лет до того. Все эти новые мысли ученого были воплощены в его последнюю в книгу, но эта книга не о Троице. Так что же могло так напугать христиан в трактате о кровообращении? Все это может показаться странным, если не знать, кто такой Святой Лонгин.

Лонгин

Среди христианских святых особым почитанием пользуется Святой Лонгин. Ему постоянно строят храмы, его имя носят священнослужители (например российские архиепископ Клинский Лонгин, епископ Саратовский и Вольский Лонгин и т.д.). Чем же Лонгин так в христианстве отличился? Оказывается тем, что проткнул копьем Христа. На самом деле это не странно: "закланный Агнец" по Святому Писанию должен был быть именно заклан, (т.е. заколот), а отнюдь не распят. Если бы Христос умер от асфикции (удушия) на кресте, то жертвоприношение бы просто не состоялось. Гай Кассиус, он же Лонгин-копейщик, просто спас всю процедуру, иначе жертва Христа по христианским же понятиям была бы принесена впустую, ибо не по "уставу жертвоприношения" (термин из Библии).

История с Лонгиным (а кликуха воина, Longinus, переводится просто либо как "длинный", по-русски - "верста" или "каланча", либо от длинного копья) рядовыми христианами как то забылась, иногда его даже с Вечным Жидом, плутающим по земле до второго пришествия, путают. Потому что официальная версия, вознесшая Лонгина в сонм святых, даже самим христианам не понятна. Обыкновенные прихожане (или "пасомые" по православному) с трудом смогут понять, почему они должны поклонятся человеку, убившему их христианского Бога. Поэтому "пастухи" от этого вопроса стараются по возможности уйти. Если от прямого вопроса не отвертеться, существуют два объяснения для прикрытия. Они полностью противоречат друг другу и используются священниками в зависимости от контекста. Первый вариант - Лонгин Христа не убивал, тот был уже мертв во время "прободения копием". Второй - благородный Лонгин избавил Христа от мучений на кресте, убив его. Вот типичное описание для второго варианта:

"Гаюс Касиус совершил воинский поступок из сочувствия, в защиту тела Иисуса Христа. В истории он стал известен как Лонгиус копьеносец. Приняв Христианство, он стал великим героем и святым у первых христиан в Иерусалиме. Так же он стал главным свидетелем пролитой крови Нового Завета.
Говорили, что в тот момент он держал в руках судьбу всего человечества. Копье, которым он пробил бок Исуса Христа, стало величайшим сокровищем Христианства" (Копьё Судьбы. Андрей Хотов)

Но при второй версии (а в средние века за нее сожгли бы) истинная причина - жертвоприношение, "заклание Агнца" - просвечивает слишком явно, поэтому обычно используется первая - Христос был уже мертв. Но эта версия наталкивается на свою проблему, известную эмпирически даже в то время любым малограмотным воинам - из мертвых кровь не течет.

Это парадокс с кровью не обошел внимания одного из первых античных критиков христианства - Цельса. К каким окончательным выводам Цельс в результате пришел, мы уже никогда не узнаем, ибо все его книги христиане, естественно, пожгли. То, что осталось - лишь цитаты, на которые возражает апологет христианства Ориген. Благо тогда цитаты приводились пространно. И, по Оригену: "Цельс далее спрашивает: "Что же, — говорит он, — кровь, которая истекла из тела Распятого, была ли похожа на ту, что течет из священного тела богов?" И Ориген бросается в бой:

Цельс, конечно, фиглярствует; мы же на основании серьезного повествования Евангелия, даже вопреки желанию Цельса, можем показать, что из тела Иисусова истекла не такая баснословная кровь, какую изображает Гомер; напротив, когда Иисус был уже мертв, один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его. В прочих мертвых телах кровь обыкновенно застывает и чистая вода не течет; мертвое же тело Иисуса представляло удивительную особенность: даже из ребер мертвого тела, оказалось, истекла кровь и вода. (http://biblicalstudies.ru/Lib/Father3/Origen8.html) Ориген. Против Цельса)

Цельс здесь, кстати, не "фиглярствует" вовсе - ведь для него даже высшие боги материальны (разумеется, их плоть более совершенна, а в жилах течет не кровь, а божественная жидкость - ихор). Итак для Оригена истечение крови - чудо (вполне логично с христианской точки зрения - ведь Бог одним пальцем вселенную сотворил, что ему кровь какая-то, хоть тонну выльет). А была та кровь не простая, а золотая целительная и очищающая. Даже землю она очищала, как нам рассказал знаменитый богослов  св. Иоанн Златоуст: "но очищалась и земля, потому что на нее капала кровь из ребра", рассуждая о таинстве Голгофской Жертвы в своей беседе ("О кресте и разбойнике"). Так что крови было столько, что хватило даже "землю очистить". Сколько кв. метров или километров земли было спасено, Святой Отец, правда не сообщил. Согласно христианской традиции, кровь также попала в глаза Лонгину, отчего слепой римский сотник прозрел, и теперь по такому поводу считается покровителем офтальмологов и излечивает от глазных болезней. Со временем маразм со слепым (!) римским сотником дошел даже до христиан, и они начали выкручиваться в двух направлениях. Сначала объявили, что сотник был не совсем слепой, а так, подслеповатый. Но поскольку "подслеповатый" римский сотник (военачальник, руководивший сотней солдат!) тоже отдавал шизой, то трактовать стали "прозрение", как духовное. Для правдоподобности версии следовало бы перевести Святого из излечителя глазных болезней (св. Лонгин - покровитель офтальмологии) в покровителя психиатров, например.

Но шутки шутками, а вопрос то серьезный - это христианин мог верить в любое чудо, а для язычника вопрос был ясен - "царя иудейского" убили именно копьем. Апостолы и их ученики это, конечно, тоже знали, и объяснить, что "закланный Агнец" был заклан, как и положено по библейскому "уставу жертвоприношения", могли, и как Христос воскрес и "стал ходить в них" тоже могли, но вопрос то стал уже политическим. Нужно было представить дело так, что Христа убили евреи, а не римский сотник. Это со временем удалось. Приговорили римляне, распяли римляне, проткнули копьем римляне, а убили - евреи. А сам Христос вообще был русским. Христианская логика в действии. Кроме этого убийство Бога Святым плохо укладывалось в голове новообращенных и прочих "оглашенных". И хотя каждый день на обедне Христа "убивают" тем же "копием" - копьем Лонгина, перед тем как "убитым" Телом пообедать, связь этой "бескровной жертвы" со своим прототипом от рядовых христиан ускользает.

Это скользкий момент христианства. Без копья Лонгина, как орудия жертвоприношения и основной "церковной утвари", невозможно проведения каннибальского обряда Евхаристии, а "Без Таинства Евхаристии нет христианства", как говаривал протоиререй В. Свенцицкий. Так что без римского сотника Лонгина, который, не зная сам того, выполнил предсказания Захария: "они воззрят на Него, Которого пронзили" - нет христианства.

***

Итак, в открытую признать - и свои не поймут, мозги заклинит, и вечных врагов - евреев придется оправдать. Даже то, что христиане - каннибалы, некоторые уже признают в открытую: "Для нас, иудео-христиан, каннибализм и евхаристия ... этапы одного, единого, устремленного вверх пути" (М. Турнье), а Лонгин - тема запретная.

Проблема "истечения крови" замечалась многими, делался вывод, что Иисус еще был жив, но, чтобы объяснить заодно еще его воскресение, могли считать, что Лонгин Христа не убил, а только ранил. Так, например, Ошо считал:

"Даже в Библии сообщается, что один из солдат ткнул его мечом в бок и потекла кровь. Из мертвого человека кровь не течет; он удостоверился, что Иисус жив - И ночью его унесли оттуда. Теперь дверь пещеры будет открыта только в понедельник утром - и пещера была найдена пустой". (Библия Раджниша. Том 1, книга 1 Автор: Ошо Бхагаван Шри Раджниш)

Некоторые считают, что версия о том, что Лонгин своим копьем проколол Христа именно в сердце, является ошибочной, так как вплоть до появления в 1628 году книги Гарвея Уильяма медики продолжали считать - по Галену - что именно печень ответственна за кровообращение человека. Так что воин должен был все сделать согласно существовавшему требованию: проколоть мученика в области печени.

"Один из них, не только видевший, но даже прободавший копьём Христа, он тоже святой? Как ни странно, да, и почитаем христианами. Версия о том, что Гай Кассиус, он же Лонгин-копейщик, должен был копьём проколоть Христа в сердце, является ошибочной. Воин всё сделал согласно существовавшему требованию: проколол мученика в области печени, так как до появления в 1628 году книги Гарвея Уильяма (1578-1657 гг.) «Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных» медики считали, что именно печень ответственна за кровообращение человека". (Крюков Е. И. "Иисус Христос в политике")

Не в зависимости от того, куда действительно ударил Лонгин (как и от того, существовали ли в реальности все эти персонажи христианских сказок), христианство на протяжении веков поддерживало версию удара в сердце, хотя в Библии упоминается только "бок". Это логично: если удар в печень смертелен - по канонизированному Галену - то нужно проповедовать "удар в сердце", чтобы мысли об убийстве Христа Лонгиным и не возникали. И не поэтому ли Гален со своей печенью вообще был "канонизирован"?

Придумали даже, между какими именно ребрами был этот удар нанесен. Эти подсчеты (что то вроде ангелов на конце иглы) стали общепринятыми, вот обычное описание:

"Римский кентурион вонзил копье в правую сторону Исуса Христа, пробив грудь между четвертым и пятым ребром. Такая манера удара была обычна у Римских солдат на поле битвы, когда надо было убедиться, что раненый враг мертв и что кровь больше не течет из мертвого тела. “ И тот час истекла кровь и вода”, и в этот момент истечения крови Спасителя, плохое зрение Гаюса Касиуса было полностью вылечено". (Андрей Хотов. Копьё Судьбы)

Истекшую "кровь и воду" стали пытаться объяснить истечением "жидкости из околосердечной сумки":

"было исполнено Божье повеление, касающееся пасхального Агнца, прообраза Христа: «Костей ее (пасхи. – С.С.) не сокрушайте» (Исх. 12:46), и мессианское пророчество: «И они воззрят на Него, Которого пронзили» (3ах. 12:10), а истекшие кровь и вода (скорее всего, жидкость из околосердечной сумки, образующаяся при разрыве сердца) стали «как бы образом и неким начатком таинственного благословения (евхаристии) и святого крещения» (Семенова С. Г. Глаголы вечной жизни)

Не только в "убийстве" Христа на Евхаристии нашел свое отражение Лонгин. Также сжигаемые христианские мученики должны были быть проткнуты перед всесожжением (напр. св. Поликарп). Сами христиане позже точно также будут поступать с ведьмами, превращая выдуманный церковниками эвфемизм - "милосердную казнь без пролития крови" - в кровавую жертву всесожжения. Казни обычно проходили так - устраивали четырехугольный костер, вели осужденного в серых одеждах и сжигали. Но жертвы не всегда сжигались заживо, зачастую их "пронзали", как Христа. Устроители костра использовали багор для перемешивания и, как только загорался костер, вонзали его в сердце приговоренного. Ученым такие "поблажки" не светили. Они не приносились в жертву, они - уничтожались.

Казнь

Швейцария, Женева, 27 октября 1553 года. Девять часов утра. Мигель Сервет, юрист, врач, философ и ученый наконец то был уничтожен. Казнь Сервета сплотила многих христиан. Для того, чтобы Сервет замолчал, "несгибаемый" Кальвин пошел на сотрудничество с Инквизицией. Личные и политические амбиции, меж-христианские распри были на это время забыты, ибо Сервет случайно коснулся того, что угрожало всем христианским конфессиям и самой Церкви. Последователь Лютера Мартин Хемниц, ортодоксальный лютеранский богослов XVI века, которого трудно "обвинить" в симпатиях к Кальвину, о всех разногласиях с кальвинистами сразу забывает, когда пишет о Сервете в книге  "Ключевые вопросы богословия". С истинно христианским "состраданием" богослов радуется тому, как "тот самый Сервет, который до того изрыгал злобные проклятия, по пути на казнь выл и причитал по-бабьи: "О смилуйтесь, смилуйтесь". Правда тут же, опомнившись, богослов добавляет, что "в час наказания, он не воззвал к Сыну Божию, но умер в своих ужасных богохульствах". Милая христианская нестыковочка.

Сам Кальвин на казнь не пошел, хотя "этот свирепый человек не мог отказаться от варварского удовольствия видеть, как его [Сервета] ведут на казнь. Говорят, он улыбнулся, видя, как мимо его окон вели несчастную жертву его вероломной жестокости" (4). К месту казни с осужденным шел друг Кальвина Фарель - тот самый, которому еще за семь лет до того Кальвин писал о своем намерении уничтожить Сервета. Друзья, наконец, дождались своего "звездного часа" и могли исполнить задуманное. Пройдя через Бур-де-Фурскую площадь, шествие поднялось по улице Сэн-Антуан и вышло на Шампельское поле, где был разложен костер. Увидев страшные приготовления, Сервет остановился. Фарель потом напишет: "Пав на колени, он закричал душераздирающим голосом: "Не огнем, не огнем, а мечом, чтобы души моей не погубить, доведя до отчаяния!" Отсюда мы видим, что Кальвин Сервета классически развел, тот явно был не в курсе, что его ждет именно костер.

Полагаю, я все же был прав, когда писал, что "милосердная" христианская казнь "без пролития крови" проводилась именно для того, чтобы убить не только гадкого еретика, но также погубить его душу, отправив ее на "мучения вечные". Слова Сервета: "Не огнем, не огнем, ... чтобы души моей не погубить!" это подтверждают.

Когда они пришли к месту казни, Фарель обратился к собравшейся толпе: "Вы видите, какой силой обладает сатана, когда держит человека в своей власти? Этот человек - известный ученый, и он, возможно, считал, что действует правильно. Но сейчас им полностью владеет сатана, как мог бы владеть и вами, если бы вы попались в его сети!" Когда то, как раз в то время, когда Сервет писал свою "Троицу", Фарель был обвинен именно в этом же - отрицании Троицы. Но никаких сочувствий к "коллеге" он не испытывает  - истинная причина обвинения Фарелю известна.

 Сервету же, похоже, так промыли мозги в тюрьме, что он сам так и не понял, в чем именно его обвиняют. По крайней мере, церковники не боялись, что осужденный может что-то сказать толпе и им не пришлось забивать жертве в рот кляп, как это придется сделать пятьдесят лет спустя с Джордано Бруно или вырвать щипцами язык, как это произойдет позже с Джулио Ванини. Хотя все эти кляпы и вырванные языки преследовали больше другую цель - дать предостережение всем не болтать лишнего. Пришли тебе в голову богохульные мысли - расскажи их только своей подушке ночью, а то вон что тебя ждет. Что такого опасного могли сказать, скажем, также сожженные с кляпом во рту доктор Сигизмондо Аркель или мастеровой Симон де Сантьяго (1601 г.)?

Здесь самое время вспомнить недобрым словом тех коммунистических "клубных атеистов", которые создали из сожженных ученых и философов бесстрашных фантомных героев, несгибаемых и фанатичных, по отработанным схемам Павлика Морозова и тов. Огилви (Оруэл, 1984). "Стоит отметить, что даже перед лицом столь страшной казни никто из них не отрекся от своих убеждений" - стандартная фраза из атеистических баек. Или так, о Бруно: "ни одной мольбы, ни одного стона не вырвалось из его груди" (Огненный подвиг Джордано Бруно Горчаков Г.С.). Эта фраза, характеризующая ученого, как "несгибаемого героя", давно гуляет по всевозможным рефератам - посмотрите в любом поисковике - сколько десятков дословных ссылок вы насчитаете? О том, что отрекаться  - с забитым в рот деревянным кляпом или с вырванным языком  - несколько хмм... затруднительно, таким горе-авторам почему-то в голову не приходит. Католическая церковь миф о "разговорчивости" Бруно поддерживает, и в католическом заказном фильме "Секреты Инквизиции" Бруно у костра целые речи произносит, взывая к христианскому Богу, естественно. Сами кляпы, применяемые в таких случаях, деревянные или железные, можно увидеть, например, в "музее пыток" в Праге. Но в случае с Серветом его язык оставался вместе с ним до самой его смерти, церковников ничего не пугало. Все, что Сервет мог сказать, он уже сказал в своей книге - а книга будет сожжена вслед за ним.

Когда палач приступил к работе, Сервет дрожащим голосом прошептал: "Боже, Боже!" Жестокосердный Фарель прикрикнул: "У тебя есть еще что сказать?» Сервет ответил: «О чем еще могу я говорить, кроме как о Боге!" Сервета  поставили на свежесрубленные поленья, чтобы горел подольше, и привязали к столбу железной цепью. На голову возложили дубовый венок с серой. Когда подожгли хворост, у Сервета вырвался пронзительный крик ужаса. "Помилуй, помилуй!" — воскликнул он. Страшная агония продолжалась свыше получаса, а, по другим сведениям, - три часа (Nigg. The Heretics. P. 327).

***

Ученый вошел в историю прежде всего как первая жертва протестантского фанатизма, и его смерть положила начало многовековой дискуссии о свободе совести. Вольтер писал в «Опыте о нравах», что казнь Сервета произвела на него большее впечатление, чем все костры инквизиции. Но первым ответом на казнь ученого был трактат известного французский писателя Себастьяна Кастеллио «О еретиках» (1554). «Убить человека - не значит защитить какое-либо учение, это лишь значит убить человека» - утверждал Кастеллио. За эту фразу Кастеллио считают большим гуманистом. Вероятно, это так, хотя можно прочитать ее прямо - как угрозу, или как предостережение Кальвину: «сколько еретиков не жги -  правда все равно всплывет».

Но Кальвин так не думал. Он радовался тому, что уничтожил вместе с Серветом и его мысли - ведь весь тираж книги (около 800 экземпляров) и рукопись были также сожжены** вслед за ученым. Поначалу Кальвину казалось, что задуманное удалось - Сервет и его книга уничтожены, и открытия ученого остались незамеченным. Но, как выяснилось позже, надежды Отца Реформации не оправдались. Несколько лет спустя после его смерти Реальдо Коломбо снова описал легочное кровообращение в книге «De re anatomica» (Венеция, 1559). Это не случайность - Реальдо Коломбо, как и Сервет, также был учеником все того же Везалия, и, без сомнения, об открытии Сервета знал. Оставалось лишь повторить опыты и подтвердить выводы сожженного ученого. План Кальвина "навести тень на плетень" оказался успешен, но сработал против чаяний "женевского папы" - Коломбо не понял, за что именно погиб Сервет, иначе бы не осмелился на такие исследования. А потом, вероятно, понял (или, скорее, ему доходчиво объяснили), так как работы дальнейшего развития не получили.

Не дошли истинные причины гибели Сервета и до другого ученика Везалия – Цезальпино (1519-1603), много лет занимавшего кафедру анатомии в Пизе. В своей книге «Вопросы препатетики» (Флоренция, 1569) Цезальпино также отвергает роль печени в кровообращении и распределении крови, и на ее место ставит сердце (ох, прав был Кастеллио, убить человека - не значит убить идею). В своих последующих работах Цезальпино утверждал, что кровь по венам движется к сердцу, оттуда - в легкие, затем снова возвращается в сердце и, наконец, по артериям разносится по всему телу. За это, естественно, Цезальпино еще при жизни был объявлен еретиком и приговорен к преданию анафеме (памятник ему стоит теперь в Пизе). Не многим лучше оказалась судьба и их учителя - крупнейшего врача и анатома средневековья А. Везалия - избежав исполнения смертного приговора Инквизиции, в 1564 году он умирает на острове Занте в Греции (может там Инквизиции все же удалось привести свой приговор в исполнение?).

Но витавшую в воздухе идею уже было не уничтожить.  В той же Падуе, где жил и создал свой всемирно известный труд великий Везалий, а его будущий ученик Коломбо руководил кафедрой хирургии, пол века спустя читал лекции знаменитый анатом Иероним Фабриций (1537-1619), который на протяжении уже двадцати пяти лет изучал клапаны вен в разных частях тела. Изучив строение органов человеческого тела, анатом не смог сам заняться их функцией. Под угрозой преследования инквизиции ему пришлось в расцвете сил и таланта отказаться навсегда от научных исследований. Но лекции Фабриция внимательно и заинтересованно слушал самый прилежный его ученик - молодой англичанин Уильям Гарвей. И двадцать лет спустя Гарвей, уже располагая большим материалом наблюдений и опытов (Лондонская больница Св. Варфоломея, где Гарвей работал главным врачом, была изъята из подчинения Церкви и католического ордена августинцев, после того, как Генрих VIII порвал с Ватиканом и ликвидировал в Англии все католические ордена и монастыри), в очередной раз открыл кровообращение. На дворе стоял уже XVII век.

Правда, разумный Гарвей, памятуя способы разрешения спора ученых с матерью-церковью, еще более 12 лет не публиковал результаты своих исследований системы кровообращения человека. Но наконец решил, что уже можно, хотя, от греха подальше, назвал свое всемирно известное произведение «Exercitatic anatomica de motu cordis et sanguinis in animabilus» ("Анатомическое исследование о движении сердца и крови у животных"). Гарвей даже перестраховался вдвойне  - издал свою книгу подальше от дома,  в далеком Франкфурте. Но все эти предосторожности ученому все равно не помогли. Книга сразу вызвала нападки со стороны Церкви. На Гарвея ополчились иезуиты, схоласты, Паризанус, Тоффман, Черадини, Ж. де ла Торре, личный врач Марии Медичи, "корифей анатомов" Ж. Риолан. Их объединяла одна мысль: "Лучше ошибки Галена, чем истины Гарвея". Гарвею пришлось выдержать тяжелую борьбу не только с Церковью, но и с видными учеными своего времени. Гюи Патэн, бывший тогда одним из корифеев медицины, назвал открытие Гарвея "парадоксальным, бесполезным, ложным, невозможным, непонятным, нелепым, вредным для человеческой жизни". Парижский медицинский факультет отказался признать факт циркуляции крови в организме человека: "Тот, кто допускает циркуляцию крови в организме, имеет слабый ум". В течение десяти лет ученый оставался почти одиноким в толпе врагов, получив презрительную кличку "циркулятора" - за то, что "верит в такую чушь, как существование кровообращения". Больные (у Гарвея было много частных пациентов, например, знаменитый философ Фрэнсис Бэкон) отказывались от его услуг, подметные письма достигали короля, но поначалу Карл I защищал Гарвея - до тех пор, пока его собственная голова не покатилась с плахи. Победившие сторонники Кромвеля тут же разграбили и сожгли дом Гарвея,  рукописи и записи последних опытов погибли в огне, а Церковь, дождавшись ухода старика в мир иной,  провозгласила ему "посмертное отлучение от церкви". Но на этот раз идею уничтожить не удалось, заслуги Гарвея были признаны ученым миром еще при его жизни.

 Так и получилось, что Гарвей теперь считается первооткрывателем. Сожженный же в Женеве ученый и астроном Сервет лишь дал наименование известной швейцарской фирме по производству часов (тогда ученые не были узкими специалистами и Сервет занимался в том числе и часовыми механизмами).

А ровно через 350 лет после гибели Сервета, 27 октября 1903 г. на том месте, где он принял смерть, и был воздвигнут тот первый протестантский памятник с лицемерной надписью: "Мы, почтительные и благодарные последователи Кальвина, нашего великого Реформатора, осуждая тем не менее ошибку, которая была ошибкой его века, и строго придерживаясь свободы совести в соответствии с истинными принципами его Реформации и Евангелия, воздвигли этот покаянный памятник".

* Все историки сходятся в том, что вместе с Серветом были сожжены его книги и рукопись. Он так на памятниках и изображается - прижимающим к себе рукопись и книгу. Но как рукопись попала к Кальвину? Тут мнения расходятся - некоторые пишут что Сервет сам рукопись Кальвину послал. Но тогда с чего книгу-то печатали?

А предположить, что Сервет сбежал от католической Инквизиции вместе с рукописью, что Инквизиторы рукопись не отобрали и не подшили в дело, а оставили у Сервета в камере, пусть мол дальше пишет - не менее бредово.

Может и в самом деле Инквизиция сама передала Сервета в руки Кальвина со всеми "сопутствующими материалами"?

** Вопреки общепринятому мнению о том, что книги Сервета уничтожены, это был как раз тот случай, когда "рукописи не горят" - на сегодняшний день сохранились три экземпляра книги Сервета (из них два полностью - одна в Imperial Library of Vienna, другая  в National Library of Paris, третья, без 16 страниц, в University of Edimburg).

PS, 2006

Книга Сервета выложена в Интернете (на латинском). http://www.bracia.dekalog.pl/historia/dawniej/restitutio/index_scan.html

PS2

A translation of Christianismi Restitutio into English is being prepared already by Dr. Alicia Forsey of Starr King School for the Ministry (Unitarian-Universalist), Berkeley, CA

(1) Мировая энциклопедия биографий в 12 томах / Перевод испанского издания "Diccionario de Biografias" под. ред. В.Г. Рапогова. - М.: Мир книги, 2002.

(2) Универсальная энциклопедия (http://mediateka.km.ru/bes_2002/Encyclop.asp?Topic=topic_ser2)

(3). цит. по Сергей Викторович Санников — пастор, доктор богословия, советник Председателя ВСО ЕХБ по вопросам образования. Тайна служения. Кальвин и Сервет.

(4) Пьер Гольбах. Галерея святых

©  Absentis  2005-6